42  

– Да ничего. Империя все равно рухнула…

«Странный поворот», – подумала Лариса, понимая, что Кирсанов ее снова переигрывает.

– Ну, ты пока отдыхай, готовься к ужину и инструктажу. Газетки местные почитай. А я кое-куда сбегаю. Тебя так неожиданно переправили, что нужно теперь вас с Генри грамотно залегендировать. Здесь, по счастью, не советские времена, проблем особых не предвижу, и тем не менее. Какие у тебя бумаги есть, на себя и на «братца»?

Лариса достала из объемистого ридикюля, в который много чего можно было поместить, целый пакет документов. Кирсанов их бегло просмотрел, мгновенно усваивая содержание целых страниц, да вдобавок успевая давать оценку как положительных их деталей, так и отрицательных. Не до конца продуманных. Но здесь сойдет, а вот в Петроградском охранном отделении, при должном подходе – не проскочило бы. Не зря к четырнадцатому году русские разведка и контрразведка относились к лучшим в мире.

– Годится, миледи, годится, – говорил он, отбрасывая отработанные листы на туалетный столик. – Все годится, – заключил Кирсанов, откинувшись на спинку канапе.[28] – Классно сделано. Был бы штатским дураком, прослезился бы и припал к ручке…

– Так что же тогда? – удивилась Лариса.

– Мелочь, пустяк, совершенно несущественный…

– Ну?

– Как вы сюда попали? Как, когда и на чем? Прифронтовой город, изолированный от материка. Поезда не ходят, дилижансы – тоже. Мистер Сэйпир привез великосветскую даму с братом-лордом, поселил их в отель. Пока нормально. Но где он ее взял? Представьте осажденный Порт-Артур, сообщения с Россией никакого, и даже для передачи телеграммы русскому консулу в Чифу штаб флота планирует боевую операцию по прорыву миноносцев через линию японской блокады. Не обходилось без жертв. И вдруг на бульваре «Этажерка» неизвестно откуда появляется очаровательная княжна Мышецкая, допустим, в сопровождении штатского родственника… И что?

По манере разговора Павла Лариса видела, что выход из положения он знает и видит, просто в очередной раз… Не унижает, нет, просто вводит в сложности своей (теперь уже – их общей) профессии. Она не обиделась, скорее, испытала благодарность. Все ж таки она писала диссертацию на тему, вплотную с разведкой соприкасающуюся. И поступала в аспирантуру по собственному желанию, по своим способностям и интересам, «горкомовский блат» потребовался только для того, чтобы не отказали «без объяснения причин». У профессуры своих блатных хватало.

Оттого и сейчас слушала Кирсанова, как знающего доцента на семинаре.

Ответила смиренно, даже глазки опустила:

– Я совершенно уверена, Павел Васильевич, что это незначительное затруднение вполне решаемо в пределах вашей компетенции.

Кирсанов улыбнулся едва заметно, поправил усы ногтем большого пальца.

– Шульгин как-то привел мне мaксиму, намного раньше услышанную мною от полковника Зубатова: «Даже самый умный человек склонен считать обращенную к нему лесть справедливой хотя бы на пятьдесят процентов».

– Знаешь, Паша, – перейдя на серьезный тон, сказала Лариса, – если бы хоть сотня таких, как ты и твой Зубатов, принимались царем и его окружением всерьез, судьбы империи были бы совсем другими… «Без лести предан» – это кто?

– Аракчеев.

– Ну вот.

– Ничего не «вот». Пока не появились вы со своими друзьями, никакие разумные действия, воля, честность, самопожертвование не значили ничего. Сотня, тысяча человек против стомиллионной косной массы – меньше, чем ничего. Как писал ваш очередной «великий пролетарский поэт»: «Единица – вздор, единица – ноль, один, даже если очень важный, не поднимет простое пятивершковое бревно, тем более – дом пятиэтажный!»

– Маяковского наизусть знаешь?

– Лариса Юрьевна, если я где работаю, так работаю. Хочешь «Материализм и эмпириокритицизм» процитирую?

– Да, Паша, – с грустью сказала Лариса, машинально раскачивая у него перед глазами обнаженной почти до самого верха ногой с перламутрово-алыми ногтями на пальцах узкой стопы. – Отчего и крутимся мы, случайные фактически люди, в паутине бесконечных непонятностей. Нам совсем ненужных.

– А вот нам – вполне. Без вас мы бы где были? Не пожелал бы я тебе искать смысл жизни в трущобах Константинополя. С голоду бы не померла, но о многих принципах забыла бы с ходу. Видел я…

– Хватит, полковник. – Лариса встала. – Иди, обеспечь нашу легализацию, в ресторане продолжим.

  42  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×