77  

Пришедшее в голову сравнение Чекменеву понравилось. Да, вот именно так. Полностью человекоподобный инопланетянин, легко и свободно говорящий на русском (и каком угодно другом земном языке), но неизвестно на каком думающий, уходящий корнями своей души в не представимую для аборигенов культуру.

Моментами Игорь Викторович умел формулировать свои мысли точно и при этом изысканно, почти поэтически. Чем (в том числе) и покорил князя, тоже не лишенного литературных способностей и артистичности мышления.

А человек, уподобленный пришельцу со звезд, был тот самый бригадный генерал израильской ЗГД[55] Григорий Львович Розенцвейг, он же полковник русской службы Розанов, носитель полудюжины других имен, известных Чекменеву, и не установленного количества прочих, которых просто не могло не быть. Поскольку интересы господина Розенцвейга распространялись далеко за подведомственную великокняжескому столу территорию.

Сравнение с инопланетянином было взято Чекменевым отнюдь не с потолка. Генерал в глубине души был уверен, что Григорий Львович и его соплеменники представляют собой нечто иное, нежели представители любой нации, народности и даже расы, населяющей Землю. Он не вкладывал в эту идею никакого негативного смысла, одну лишь констатацию. Как не мог бы сказать, что кошка, например, чем-то хуже или лучше лошади. Другая, да, но и ничего более. Ту и другую можно использовать в своих интересах, испытывать к ним привязанность и даже любовь, только не нужно заставлять лошадь ловить мышей, а кошку – перевозить грузы.

К этой мысли его подвела практика жизни и службы, а также глубокое изучение истории. Не будучи связан никакими стереотипами, присущими представителям научного мира и рядовым обывателям, Игорь Викторович считал себя вправе (исключительно для личного употребления) лелеять гипотезу, будто древние евреи – потомки космических странников, в незапамятные времена потерпевших на Земле кораблекрушение. А может быть, и добровольных переселенцев. Бежавших, скажем, от религиозных преследований, вроде наших гугенотов, пуритан или экономических эмигрантов.

Не случайно же их нравы, обычаи, этика и эстетика так разительно отличаются от менталитета окрестных племен. (На досуге Игорь Викторович не раз пролистывал скандально знаменитую книгу Шулхан Арух[56].) И за многие тысячелетия не произошло никакой их ассимиляции с землянами – на идейно-теоретическом, а не индивидуальном уровне.

Правда, в отличие от пассажиров «Мейфлауэра» и их потомков, эти «переселенцы» не сумели настоящим образом освоить здешний «Новый Свет». Аборигенов оказалось слишком много, да вдобавок абсолютно невоспитуемых и зачастую более агрессивных и неуступчивых, чем американские индейцы.

Вот почему Чекменев и не мог заставить себя с открытой душой строить отношения с Розенцвейгом так же, как с природным грузином, татарином, калмыком или немцем на русской службе. Всегда он ощущал в совместных проектах и предприятиях какой-то второй или третий план, уловить рациональный смысл которых ему не было дано.

Привлекая израильтянина к реализации своих планов и замыслов, Игорь Викторович далеко не всегда мог просчитать, а то и просто предположить, когда и как тот использует его самого в своих интересах. Какую, например, далеко идущую собственную стратегию проводит в жизнь израильтянин, участвуя в операции «Фокус» со всеми ее вариантами?

Но работать вместе приходилось, более того, в большинстве случае заменить Григория Львовича было просто некем.


В данный момент коллеги сидели в арбатском особняке Чекменева и обсуждали как раз ту проблему, которая представлялась генералу наиболее сложной и, как бы это выразиться, сомнительной по ряду параметров.

Здесь нам придется вернуться немного назад, на два месяца, «локально-земных», как выражался герой одной из фантастических повестей, или на вчетверо больший срок с точки зрения Розенцвейга.

То, что израильский разведчик оказался вместе с Тархановым, Ляховым и девушками выброшен не просто в боковую реальность, но еще и в прошлое по прямой оси, в его расчеты, разумеется, не входило. Иначе бы он куда как лучше подготовился к эксперименту, обеспечил себя необходимым в обиходе каждого шпиона снаряжением.

Но и чистой случайностью происшедшее также нельзя было назвать. Розенцвейг сказал Ляхову почти всю правду – его действительно весьма интересовала проверка гипотезы о том, что, подвергнувшись воздействию «гнева Аллаха», оба офицера приобрели некие особые свойства, позволяющие им пересекать грань времен почти исключительно усилием воли, при очень незначительной помощи генератора Маштакова.

  77  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×