Ржавый Рыцарь и Пистолетов

— Рядом с универмагом? Серый? — еще более ласково посмотрела на него Даша и велела: — Прими розы!

Зоболев с готовностью перехватил букет. Даша нашла кошелек, достала две купюры и сунула их Аристарху. Руки у того были заняты, и он зажал сотни в зубах. Она взяла у него цветы и посмотрела ему в глаза.

— Я знала, что ты — грязная, последнего разбора тварь, Педикула, — сказала она тихо, — но не до такой же степени! Теперь проваливай отсюда, и лучше, чтобы я тебя не встретила сегодня! Если руки у меня при этом окажутся свободными, я тебя сию же минуту грохну! И грохну чем придется!

— Совсем с ума сбежала? — уставился на нее Зоболев. — Я ведь в курсе, что он ее не сдает!

— И что теперь? — прорвало наконец Дашу. — Решил устроить за мои же сотняги раешник? Набить девахе морду при массе свидетелей? Чтобы через день во всех газетах сообщили, как я лупцевала соперницу? — Она мотнула подбородком. — Двигай отсюда! Мне плевать и на эту девку, и на Макарова тоже плевать! А на тебя в первую очередь! Засунь эти деньги себе в задницу! И валяй отсюда, прошу тебя, иначе ты меня знаешь!..

Даша гневно фыркнула и стала вновь пробираться сквозь толпу. Она не слышала, что выкрикнул ей вслед Зоболев. Да и что хорошего он мог выкрикнуть в ответ на столь оскорбительные тирады?

Она была вне себя от бешенства. Нет, на Пистолетова она не злилась. Присутствие этой девицы лишний раз подтвердило подленькую сущность его натуры, и только. Более всего она злилась на себя. Зачем затеяла разговор с Педикулой? Давно ведь убедилась на собственном опыте: если на горизонте появился Зоболев, значит, жди неприятностей. И зачем опять сорвалась? Зачем набросилась на эту тифозную вошку при людях? Так бы никто не обратил внимания, а теперь ее наверняка узнали, и поползут слухи-пересуды, тараканами полезут из всех щелей сплетни.

Рядом с церковью люди стояли такой плотной стеной, что она наконец сдалась и перестала пытаться пробиться ближе. Вскоре вынесли гроб с Арефьевым. Даша не видела, но вокруг нее шептались, что его должны были везти до кладбища на бронетранспортере, однако гроб понесли на руках.

Заиграл военный оркестр, и процессия сдвинулась с места. Стало свободнее, и Даша смогла опустить руки. Розы она прижала к груди и только теперь заметила, что потеряла варежки.

Глава 11

До кладбища было километра полтора, но никто не удосужился расчистить дорогу после ночной пурги, поэтому люди шли, проваливаясь в сугробы и скользя в колее. Вскоре снег и вовсе превратился в безобразное месиво, попал Даше в ботинки, и она не чувствовала пальцев, когда процессия достигла кладбищенской ограды.

Она была в той части толпы, которая осталась за воротами. Ждать пришлось минут сорок. Гражданская панихида тянулась дольше, чем церковная. И только когда грянул автоматный залп, Даша поняла, что гроб опустили в могилу. Уткнувшись лицом в цветы, она рыдала навзрыд. И тут кто-то тронул ее за плечо.

Она оглянулась и почти с ненавистью посмотрела на незнакомого мужчину в кожаной куртке.

— Дарья Витальевна, — сказал он, смущенно улыбаясь. — Я вас искал…

— Что вам нужно? — взвилась она. — Что вы все лезете? Отстаньте, видите — мне не до вас!

— Простите! — Мужчина покраснел. — Я хотел…

— Господи, хотя бы сейчас оставьте меня в покое! — выкрикнула она и снова уткнулась в цветы лицом.

С кладбища потянулись люди. Те, кто видел, как гроб с Арефьевым опустили в могилу. На смену им пришли стоявшие за изгородью. И она тоже пошла, почти ничего не соображая и не помня. Идти пришлось недалеко, да и народ вокруг нее постепенно рассеялся.

Наконец Даша увидела невысокий холмик, утопавший в цветах и венках, которые лежали в несколько слоев. Возле могилы толкались, снимая ее со всех сторон, телевизионщики с камерами на плечах и треногах. Даша подошла и рассыпала свои розы поверху. Они тотчас затерялись среди обилия других цветов, в основном гвоздик и хризантем. Но она все-таки дошла и донесла их до Дмитрия Олеговича. Затем Даша встала на колени и поклонилась могиле, а также портрету Арефьева и огромному деревянному кресту.

Она стояла на коленях и ни на кого не обращала внимания, крестилась и что-то шептала одними губами, то ли молилась, то ли в последний раз разговаривала со своим Ржавым Рыцарем. Ушел из ее жизни самый чистый, самый честный, искренне любящий ее человек. И не осталось на свете никого, кто бы относился к ней с подобной нежностью и вместе с тем требовательностью. Он был непререкаем в своих суждениях, но его похвала стоила всего золота мира… А любовь?.. Любовь… Ну почему судьба была так жестока к ним, создав непреодолимый возрастной барьер?.. А может, это ее вина, что она не сумела переступить через него, может, следовало плюнуть на все? Даша вздохнула. Нет, все правильно! Более близкие отношения погасили бы ту радугу, которая всегда присутствовала в их дружбе. Возможно, поэтому в романах Дмитрия Олеговича столько грусти, столько светлой печали о несостоявшейся любви. И в этом их очарование. А с ней на всю жизнь останется то, в чем он никогда не посмел Даше признаться…