114  

На поляне громоздились бульдозеры, экскаваторы, кучи стройматериалов. Ударом локтя я повернул машину в ту сторону. Прямо передо мной высилась груда засыпанных снегом досок. Я зажмурился и продолжал ехать прямо. Снова удар — я ощутил столкновение всем телом. Плечом я выдавил дверцу, закашлялся и вывалился наружу.

Первое, что я почувствовал, упав на землю, был холод. Я встал на колено и укрылся за кучей строительных блоков. Хоть какая-то передышка. Я прислушался к ночи, к безмолвию. Снег прекратился, температура опустилась намного ниже нуля.

Рядом хлопнула дверца машины. Я рискнул выглянуть из своего укрытия — никого. Бежать через лес? Добраться до поселка? Но сколько у меня шансов разбудить кого-нибудь, прежде чем меня заметят? Меня охватил страх. Я трясся всем телом. Брови и волосы покрылись белыми кристаллами инея. Я начал замерзать. В кармане я нашел пару резиновых перчаток и кое-как их натянул. Мне вспомнилось все, что приходилось слышать о смерти от переохлаждения. Об этом часто рассказывали миссионеры с Крайнего Севера, которых я встречал в Папской семинарии. Сначала человек дрожит, и это добрый знак — тело пытается согреться. Но когда уже не можешь бороться с холодом, температура тела снижается на градус каждые три минуты. Дрожь прекращается. Сердце бьется медленнее, и кровь больше не достигает поверхности кожи и конечностей. Наступает «белая смерть». Когда температура тела снижается на одиннадцать градусов, сердце перестает биться, но еще раньше впадаешь в кому.

Сколько же у меня времени?

Я снова выглянул наружу. Теперь я их увидел. Они осторожно продвигались с винтовками наперевес. На них были длинные пальто из черной кожи. Изо рта вырывались облачка пара. Один из них ударился об угол бульдозера, но никак не отреагировал: видимо, холод подействовал как обезболивающее. Они тоже замерзали. Все мы попались в одну ловушку. Теперь мы пленники ночи и вскоре превратимся в ледяные статуи.

Надо было шевелиться. Делать что угодно, лишь бы согреться. Я принялся раскачиваться взад-вперед, пока в конце концов не свалился в снег. Может, доползти до елей и хотя бы укрыться от ветра? Шаги приближались. Я перекатился на спину и попытался выхватить пистолет. Пришлось держаться за рукоять двумя руками — настолько окоченели пальцы. И тут я почувствовал, что в меня целятся. Я поднял голову: надо мной стоял убийца с винтовкой в руках, из-под его маски шел пар, образуя голубоватый ореол. Я закрыл глаза и сделал то, что сделал бы на моем месте любой человек, будь он христианин или нет: стал молиться. Всеми силами души я призвал Господа на помощь. И тут послышался голос:

— Wer da?[19]

Я повернул голову и со слезами на глазах различил электрические фонарики и серебристые погоны. Патруль швейцарских таможенников! Я снова посмотрел прямо перед собой: убийца исчез. Где-то неподалеку раздавались его бегущие шаги. Слышалась немецкая речь. Шум мотора. Погоня возобновилась, но на этот раз охотники стали дичью. Мою машину таможенники под досками не заметили.

Мне удалось засунуть пистолет в карман и перевернуться на живот. Не чувствуя ног и опираясь на локти, я пополз к своей машине. Я уже не ощущал ни своего тела, ни холода. Вот и дверца. Спиной вперед, словно паралитик, я протиснулся внутрь. Оказавшись на сиденье, стал шарить под рулем в поисках ключа зажигания, с трудом повернул его двумя руками и — о чудо! — мотор заработал. Видимо, от удара решетка радиатора очистилась ото льда. Салон начал отогреваться. Я локтем передвинул рычажок, усилив поток воздуха. Скорчившись у решетки и вытянув руки, я ждал, когда пойдет теплый воздух, разгоняя по телу кровь. Мало-помалу я осознал, что вокруг меня тишина, пустынный лес и в нескольких километрах — граница.

Когда руки и ноги обрели подвижность, я включил задний ход и выбрался из груды досок. Скоро появится следующий патруль. Я развернулся, включил первую передачу и выехал со стройки.

Через несколько минут я уже направлялся в Италию. Мотор, пусть на последнем издыхании, но все же работал. И я был цел и невредим! Хотя и в тупике. В разбитой машине я не смогу пересечь границу…

Я проехал поселок с названием Гондо и заметил тропинку, которая вела вниз и в сторону — видимо, к реке или опушке леса. Я устроился под елями и почувствовал, как стихает ветер: хоть какое-то — укрытие.

Я затормозил, не заглушая мотора, на негнущихся ногах выбрался наружу и вытащил из багажника дорожную сумку. Потом снял плащ, натянул два свитера, непромокаемую куртку и поверх снова надел плащ. Затем надел шапочку и перчатки, настоящие, и несколько пар носков. Потом устроился на переднем сиденье у самой вентиляционной решетки, из которой вырывался горячий воздух, пропахший моторным маслом.


  114  
×
×