Присягнувшие Тьме

Я наскоро сделал несколько снимков и сел в машину в поисках укрытия от испарений. Остановился рядом с другой пустующей детской площадкой, где не так воняло. Несколько старых качелей висели на одной перекладине. Вполне подходящее место для уединенных раздумий.

Под звук скрипящих на ветру качелей я погрузился в размышления. Я не слишком верил в чудесное исцеление Агостины, инстинктивно остерегаясь эффектных проявлений божественного вмешательства. После Руанды я стал убежденным сторонником веры, не боящейся испытаний, одинокой и ответственной. Бог не вмешивается в то, что творится на земле. Он предоставил нам возможность пользоваться подручными средствами. Он даровал нам Свое послание и указал дорогу к Нему. Противиться искушениям и выбираться из тьмы нам предстояло самим. Одним словом — выпутываться из дерьма. И в этом состоит единственное доступное нам величие: возможность вместе с Господом созидать себя.

Именно поэтому сверхъестественное вмешательство всегда казалось мне подозрительным. То, что Господь нашел себе избранника и сотворил для него чудо, противоречит христианскому учению. И единственное чудо, которое может случиться в нашей повседневной жизни, — это восхождение смертного к Господу. Вера — единственное, что может помочь нам подняться над нашим положением. Впрочем, именно это и происходит при подобных исцелениях. Человеческий дух оказывается сильнее материи — и это уже очень много.

С Агостиной все было иначе. Убийство, которое она совершила — или утверждала, что совершила, — меняло все. Чудо — это всегда история спасенной души. Я догадывался, почему Ватикан прислал сюда своих адвокатов. Не для того, чтобы доказать ее невиновность — Агостина признала себя виновной, — а чтобы ограничить ущерб, который могла нанести поднятая вокруг этого дела шумиха. Папский престол уже совершил страшную ошибку, официально признав подобную женщину чудесно исцеленной. Теперь необходимо было замять скандальную оплошность.

Вечерело. Лужайки тонули в полумраке. Очертания квартала расплывались. Семнадцать часов, а от Микеле Джеппу никаких вестей. Окончательно продрогнув, я решил вернуться в машину и сделать несколько звонков.

Прежде всего Фуко.

— Ничего нового? — сразу приступил я.

— Ничего. Поиски аналогичных убийств через Интерпол ничего не дали. Во всяком случае, пока. Надо подождать.

— А энтомологи в департаменте Юра?

— Глухо.

— Тогда отправляйся в Юра сам. — Я подумал о Сарразене с его мнительностью. — Ты проверил, есть ли какая-нибудь связь между Unital6 и Богоматерью Благих дел?

— Еще бы! Только ничего не нашел.

— Поройся еще. Их паломничества, их семинары.

— А что я должен искать?

— Понятия не имею. Разыщи список поездок, как часто они устраиваются, сколько стоят. В общем, покопайся.

Я говорил без особой уверенности, и Фуко явно это почувствовал.

— Как дела в Конторе? — спросил я. — Все в порядке? Не штормит?

— Можно сказать и так. Правда, Дюмайе всю душу из меня вытрясла.

Вечером я послал комиссару эсэмэску: просто сообщил, что продлеваю «отпуск». Такое послание требовало устных объяснений. Но сегодня я на это так и не решился.

— Что ты ей сказал? — спросил я.

— Правду. Что понятия не имею, чем ты там занимаешься.

Я распрощался со своим заместителем и позвонил Свендсену, чтобы услышать что-то новое о лишайнике, скарабее и разложившихся телах. До сих пор патологоанатом не подавал признаков жизни. Так что я не удивился, когда он сказал, что ботаники ищут изо всех сил, но пока безрезультатно. Они уже перерыли огромные каталоги растений. Энтомологи подтвердили заключение Плинка насчет скарабея и предоставили список питомников насекомых. Но ни один из них не располагался вблизи Юра.

Швед пытался узнать и о разложившихся трупах. Но впустую. Он разослал внутренний запрос по всем моргам. Ответы еще не пришли. Я спросил у него, можно ли провести подобный поиск по всей Европе. Свендсен поворчал, но категорического «нет» я не услышал. Можно не сомневаться, что он сделает все возможное.

Наконец я позвонил Счетчику. Он не сообщил мне ничего утешительного. Владелец швейцарского счета сам приходил за наличными, и деньги ни разу не переводились на другой счет на чье-то имя.

Кем же был получатель этих денег? В свете новых обстоятельств моя гипотеза о частном детективе уже никуда не годилась. Кому же Сильвия четырнадцать лет посылала деньги? Возможно, ее шантажировали? Или же она делала пожертвования, чтобы успокоить свою совесть? Мои возможности что-либо узнать об этом были исчерпаны.