Присягнувшие Тьме

Резкость моего тона вызвала у нее улыбку.

— Как продвигается расследование в Ле-Пере?

Я вспомнил о своем предчувствии: победу праздновать еще рано.

— Продвигается. По одной из версий, это могли быть цыгане.

— У вас есть доказательства?

— Только предположения.

— Будьте осторожны, Дюрей. Чтобы без всяких расовых предрассудков.

— Поэтому я и не распространяюсь об этом деле. Дайте мне немного времени.

Она рассеянно кивнула. Это было только вступление.

— Вы знаете Кондансо?

— Филиппа Кондансо?

— Служба собственной безопасности, дисциплинарный отдел. Похоже, на Субейра есть что-то существенное

— Что значит — существенное?

— Не знаю. Он позвонил мне сегодня утром и только что перезвонил снова.

Я молчал. Кондансо был одним из тех, кто любит копаться в дерьме и буквально кончает от радости, когда один из нас оказывается за воротами. Тыловая крыса, хлебом не корми — дай только унизить опера, заставить его подавиться своим геройством.

— Рапорт на Люка составлял он. И дело ведет он.

— Как всегда.

— Он считает, что его люди уже вышли на след. Сегодня после полудня кто-то запросил данные на Люка в банке. Он без труда определил любителя совать нос в чужие дела.

Что ж, Фуко зря времени не терял. Она пристально смотрела на меня своим текучим взглядом. В одно мгновение он стал жестким, и ее глаза превратились в бриллианты:

— Что вы хотите раскопать, Дюрей?

— То же, что и Служба безопасности, что и все. Я хочу понять причины поступка Люка.

— Депрессия беспричинна.

— Ничто не указывает на то, что у Люка была депрессия. — Я повысил голос. — У него двое детей, жена. Черт, не мог же он просто взять и бросить их! Должно было произойти что-то невероятное!

Не отвечая, Дюмайе взяла чашку и подула на краешек.

— Есть кое-что еще, — продолжал я уже спокойнее. — Люк — католик.

— Мы все католики.

— Но не такие, как он. И не как я. Каждое воскресенье мы бываем на службе, каждое утро молимся. То, что он сделал, противоречит нашей вере, понимаете? Люк отказался не только от жизни, но и от спасения души. И я должен найти объяснение такому отказу. Это никак не отразится на разработке других дел.

Комиссар сделала маленький глоток, словно котенок.

— Где вы были сегодня утром? — спросила она, осторожно ставя чашку на стол.

— За городом, — неохотно ответил я. — Надо было кое-что проверить.

— В Берне?

Я молчал. Она перевела взгляд на открытое окно, за которым виднелась Сена. День клонился к закату. Речная гладь напоминала застывший цемент.

— Мне сегодня позвонил Левен-Паю, шеф Люка. Ему звонили жандармы из Шартра. Они по телефону получили сигнал. К врачу из местной больницы приезжал парижский полицейский. Высокий, с горящим взглядом… Вам это ни о чем не говорит?

Я резко наклонился и схватился за край стола:

— Люк — мой лучший друг. Повторяю вам: я хочу понять, что его толкнуло на такую крайность!

— Его уже не вернуть, Дюрей.

— Он не умер!

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

— Вы предпочитаете, чтобы об этом прознали дерьмокопатели из Службы собственной безопасности?

— Это их работа.

— Да, работа, которая состоит в том, чтобы заводить дела на коррумпированных полицейских, игроков или содержателей борделей. У Люка другой мотив!

— Какой? — насмешливо спросила она.

— Не знаю, — признался я, отодвигая стул. — Пока еще. У этого самоубийства должна быть причина. Что-то необычное, и я хочу это выяснить.

Она медленно повернулась в кресле, чувственным, грациозным движением вытянула ноги и оперлась каблуками о радиатор.

— Нет убийства — нет дела. Все остальное нашего отдела не касается. А значит, и вас.

— Люк для меня как брат.

— Именно об этом я и говорю. Вы — заинтересованное лицо.

— Мне что, взять отпуск или как?

Никогда она не казалась мне такой жесткой и безразличной.

— У вас есть два дня. В течение сорока восьми часов можете не заниматься ничем другим, пока у вас не сложится определенное представление. После этого вы вернетесь к повседневной работе.

— Спасибо.

Я встал и пошел к двери. Я уже поворачивал ручку, когда она сказала:

— И последнее, Дюрей. Не вы один скорбите о Люке. Я тоже хорошо его знала, когда мы работали вместе.