С краю стойки возник Момо с охапкой багетов в руках. Я наблюдал за ним, стараясь не привлекать к себе внимания. Глиняная гора в белой безрукавке, тяжелое лицо под копной курчавых волос, широкие кустистые брови и увесистый подбородок. Он казался огромной грубой тенью своего младшего брата Сайда, тщедушного и порочного.
Я затруднялся сказать определенно, который из них был более опасен, но вместе они представляли грозную силу. В 1996 году террористы из «Вооруженной исламской группы» напали на их родную деревню. По слухам, братья ушли в подполье, нашли убийц, оскопили главарей и заставили остальных сожрать их яйца. Помня об этом, я сказал себе: «Не дави на них».
Момо заметил меня:
— Дюрей! — От улыбки его подбородок выдвинулся еще больше. — Давненько вас не видел.
— Сваришь мне кофе?
Кабил занялся кофе. Окутанный паром, он напоминал подводника в машинном отделении.
— Неужто вы работаете в такой час? — спросил он, ставя передо мной дымящуюся чашку.
— Только что освободился. Осточертели эти сверхурочные.
Момо пододвинул ко мне сахарницу и оперся локтями о стойку:
— Начальство достало?
— Скажи уж лучше, затрахало. Присесть некогда.
— Сделайте как мы, заведите свое дело. Вы же можете заделаться частным сыщиком.
Он рассмеялся, настолько ему понравилась эта идея.
— Хозяин всегда найдется, Момо. У вас же есть поставщики.
Трактирщик возмутился:
— Поставщики нам не указ! Мы сами все решаем.
— Не смеши меня, Ларфауи держит вас за яйца.
Внезапно Момо стал похож на вратаря, прозевавшего удар. Я вынул сигарету, постучал ею по стойке, чтобы утрясти табак, и добил его:
— Разве не он вас снабжает?
— Ларфауи… умер.
Я зажег сигарету и поднял чашку.
— Мир его праху. Что ты мне об этом скажешь?
— Ничего.
— Жизнь была бы проще, будь люди поразговорчивее. Я вот слышал, что вы открыли новый бар на площади Бастилии.
— И что с того?
Момо не сводил глаз с открытого люка: Сайд был внизу, и мне следовало поторопиться, пока этот хитрец не поднялся в зал. Я сменил тактику:
— У меня есть приятели в Отделе санитарной инспекции. Они ведь могут к вам наведаться. Санитарное состояние, здоровье, лицензии…
Момо наклонился ко мне, от него несло странной смесью пота и ладана:
— Не знаю, из какого вы фильма, но в наши дни легавые такого не вытворяют.
— Ларфауи, Момо. Скажи мне пару слов, и я исчезну.
Вместо ответа раздался шум двигателя. Из люка показалась дужка подъемника. Следом появился Сайд, окруженный металлическими бочками, словно адмирал на капитанском мостике. Шанс был упущен.
— Добрый день, капитан. Рад вас видеть.
Я изобразил улыбку, снова поразившись, насколько он не похож на брата. Момо казался неотесанной глыбой, а Сайд — законченным изделием. Под густой черной шевелюрой — тонкое лицо. В его чертах можно было одновременно разглядеть мягкость и презрение, почтение и жестокость… Все это скрывалось в глубине его миндалевидных глаз и в уголках полных, чувственных губ.
Он перешагнул через бочки, подошел ко мне и уселся на соседний табурет. Праздник закончился.
— Примите мои соболезнования.
Я наклонил голову, нервно встряхнул волосами. Сайд уже знал о том, что случилось с Люком. Наверное, из-за дела Ларфауи. Он небрежно сделал знак брату, и тот подал ему кофе.
— Нам всем капитан Субейра очень нравился.
Его пронзительный голос был, как и все в нем, слащавым и презрительным. Как и его мягкий акцент — он говорил так, будто засунул за щеки горсть оливок.
— Люк не умер, Сайд. Не надо говорить о нем в прошедшем времени. Не сегодня завтра он очнется.
— Мы все на это надеемся, капитан, уверяю вас.
Сайд положил в чашку сахар. На нем была куртка военного покроя и золотые украшения — цепь и перстень с печаткой.
— Мне понятна ваша грусть. Но мы ничего не знаем. И ваши вопросы не вернут капитана.
— Расслабься, Сайд, я взял как раз те дела, которыми занимался он.
— Разве вы больше не работаете в уголовке?
Я улыбнулся и закурил новую сигарету. Ничего не скажешь, этот парень не промах.
— Окажи мне дружескую услугу. Что ты можешь сказать о деле Ларфауи?
Сайд усмехнулся. Он никогда не смотрел прямо на собеседника. Он или опускал глаза, часто моргая, или отводил их в сторону, как будто напряженно о чем-то размышлял. Все это было игрой, ответы Сайд знал еще до того, как был задан вопрос. На мой вопрос он пока ничего не ответил.