Вой полицейских сирен становился все громче, приближаясь к базару. Эх, если бы Денни потерпел всего минутку!
Неизвестный держал винтовку на изготовку у плеча, выставив ее вперед. Его движения были четкими, уверенными. Омаха стиснул кулаки. Надо будет отбить ствол винтовки вверх, а затем, пригнувшись, броситься вперед.
Однако, прежде чем он успел двинуться с места, старик хозяин, шаркая ногами, вышел в проход между торговыми рядами. В одной руке он держал опахало, другой вытирал нос.
– Проклятая сенная лихорадка, – пробормотал старик, поправляя корзины у Омахи над головой.
Увидев неизвестного в маске, он изобразил удивление и, выронив опахало, вскинул руки и отскочил назад. Неизвестный, пробормотав ругательство, махнул винтовкой, отгоняя старика. Тот подчинился и, согнувшись в три погибели, пятясь, отступил в лавку, закрывая голову руками.
От входа на базар донесся визг тормозов – прибыла оманская полиция. Сирены выли не переставая.
Неизвестный обернулся и, постояв в нерешительности, сделал единственно возможное в данной ситуации. Шагнув к огромному горшку, за которым притаился Денни, он засунул винтовку внутрь. Затем, быстро оглядевшись по сторонам, сорвал с лица маску и тоже швырнул ее в горшок. После чего, шелестя длинным одеянием песчано-желтого цвета, фигура скрылась в лабиринте торговых рядов, чтобы смешаться с толпой.
Оставшись неузнанной.
И только Омаха пристально наблюдал за всем этим. Он успел разглядеть лицо этой женщины.
Темно-коричневая кожа цвета крепкого кофе, карие глаза, слезинка, вытатуированная под левым глазом.
Бедуинка.
Выждав, Омаха выбрался из укрытия. Денни на четвереньках выполз из-за горшка, присоединяясь к нему. Омаха помог брату подняться на ноги. Появился хозяин лавки, ладонями разглаживая балахон.
– Шук ран, – гнусавя разбитым в кровь носом, пробормотал Денни благодарность старику.
Тот с типичным для Востока равнодушием лишь пожал плечами. Достав из бумажника еще одну банкноту в пятьдесят риалов, Омаха протянул его хозяину. Тот скрестил руки, повернув их ладонями вниз.
– Халас!
Сделка была заключена, и теперь продолжать торговаться было бы оскорблением. Вместо этого старик подошел к стопке корзин и выбрал одну из них.
– Возьмите, – сказал он. – Подарите красивой женщине.
– Вир кам? – спросил Омаха. Сколько стоит?
Старик улыбнулся.
– Для вас? Пятьдесят риалов.
Омаха тоже улыбнулся, понимая, что его надули. Тем не менее он протянул банкноту.
– Халас.
Когда братья выходили с базара, Денни, говоря в нос, спросил:
– Почему, черт побери, эти ребята пытались нас похитить?
Омаха пожал плечами. Он не имел понятия. А Денни, судя по всему, в отличие от него не успел разглядеть нападавшего. Не ребята... девчата. Теперь, оглядываясь назад, Омаха вспоминал, как двигались неизвестные, и приходил к выводу, что они все могли быть женщинами.
Он снова представил себе лицо женщины с винтовкой. Кожа, бронзовая от солнца.
Сходство было несомненным.
Эта женщина могла сойти за родную сестру Сафии.
7
Старый город
2 декабря, 17 часов 34 минуты
Международный аэропорт Сееб
Кроу шагал за тележкой, нагруженной оборудованием и снаряжением. Исходящий от раскаленной бетонки жар, казалось, выжигал из воздуха кислород. Пейнтеру приходилось непрерывно обмахиваться ладонью. Не для того, чтобы хоть немного остыть, что здесь было невозможно, а просто чтобы подогнать к лицу воздух и не задохнуться.
По крайней мере, они снова были в движении. Три часа им пришлось проторчать в салоне самолета, что было вызвано усилением мер безопасности после попытки похищения одного из помощников Кары Кенсингтон. И вот, судя по всему, проблема наконец разрешилась настолько, что им позволили сойти на землю.
Рядом с Пейнтером шла Корал, настороженно оглядываясь по сторонам. Единственным свидетельством того, что послеполуденная жара оказывала на его напарницу хоть какое-то действие, были крошечные капельки пота, застывшие на гладком лбу. Сафия снабдила ее национальным оманским головным убором, который назывался "лихаф", и молодая женщина прикрыла свои светлые волосы полосой бежевой материи.
Прищурившись, Пейнтер посмотрел вперед.
Клонящееся к горизонту солнце вызвало дрожащее марево над аэродромом и отражалось от всех поверхностей, даже от унылого серого здания, к которому сейчас направлялась маленькая процессия. Прилетевших сопровождали сотрудники оманской таможни в голубых мундирах, а по обе стороны от них шествовал небольшой эскорт встречающих, присланных султаном.