Андреевское братство

Но здесь ведь не цивилизованная страна, здесь очередная ипостась бессмертной Византии. «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать!» И появление Троцкого – знак всем прочим, своим и чужим, чтобы не забывали, с кем имеют дело и что не прошли времена, когда не считалось зазорным устроить праздничный ужин на телах пленных вражеских князей. Финал битвы на Калке, если кому непонятно.

Неся правую руку в кожаной перчатке чуть на отлете от козырька суконного шлема с огромной красной звездой, посверкивая стеклами пенсне, даже кивая едва заметно головой направо и налево, когда проходил сквозь строй тех, с кем так отчаянно воевал три года подряд, Лев Давыдович вошел в вестибюль, встреченный приветственными возгласами ждущих его гостей, как красных, так и белых.

Картинно сбросил на руки адъютантов плащ-крылатку и шлем, предстал перед народом в великолепно сшитом голубовато-сиреневом френче с одиноким орденом Красного Знамени на клапане кармана и обрамленными лавровыми ветвями выпуклыми золотыми звездами на алых петлицах. «Маршал революции».

Успел присвоить себе чин в наполеоновском духе, пока его не переплюнул жалкий генерал-лейтенант Врангель.

Троцкий заулыбался сочными губами из-под скобки черных усов, жестом триумфатора поднял над плечом руку.

– Здравствуйте, здравствуйте! Душевно рад. И попрошу – без всяких церемоний. У нас ведь просто дружеская встреча, никак иначе. Я бы даже сказал – просто ужин после боя.

Чтобы специально это подчеркнуть, навстречу ему шагнул не занимающий никаких официальных постов, не более чем попечитель «культурного центра» А.Д. Новиков, тоже при единственном ордене на шейной ленте, правда, орден этот – святого Николая Чудотворца, полученный за разгром красных полчищ под Каховкой. А в двух шагах за его спиной, тоже как совершенно неофициальная фигура, – военный атташе при посольстве Югороссии генерал Басманов в мундире императорской гвардейской конной артиллерии.

Такая вот утонченная игра символами, того типа, когда сорт поданного на дипломатическом приеме вина или вежливый отказ Великой княжны от первого полонеза с послом Великой державы значат не меньше, а подчас и больше, чем публично объявленная резкая нота.

Ясно было, что и Андрей Дмитриевич, и Лев Давыдович давно и хорошо друг друга знают, однако сначала они обменялись просто твердым мужским рукопожатием, и лишь потом Новиков, чуть придерживая Троцкого под локоть, повлек его к парадной лестнице.

Я оказался оттеснен в сторону толпой встречающих, которые рвались оказаться поближе к вершителям – все это понимали – судеб двух сильнейших на сегодня европейских держав, но не пожалел об этом. Одна только сценка, случайным свидетелем которой я оказался, принесла мне, как репортеру, больше удовольствия, чем многое и многое из увиденного на этом банкете.

Справа и слева от арки главного входа стояли парные офицерские посты охраны. Тоже демонстративно одетые в царскую гвардейскую форму. Но с совсем не соответствующими имиджу автоматами «АКСУ» на парадных белых плечевых ремнях.

А среди адъютантов Троцкого мне в глаза бросился высокий лощеный красный командир с четырьмя алыми прямоугольниками в петлицах и таким же, как у Предсовнаркома, орденом. Он тоже приотстал, специально или случайно, и когда масса народа схлынула, устремившись вверх, обернулся к одному из охранников:

– Виктор, ты ли это?!

– Господи, Рома, да конечно же!

Красный полковник и белый капитан бросились друг к другу в объятия. Потом отошли к окну и, наблюдая со стороны за их оживленной, безусловно дружеской беседой, которая сопровождалась, кроме повышенной тональности голосов еще и частым прикладыванием к извлеченной «троцкистом» из кармана плоской фляжке, я в очередной раз понял, что водораздел в здешней политике проходит отнюдь не по идеологическому фронту.

И вообще эта сценка сказала мне о московской ситуации гораздо больше, чем солидные социологические исследования, если бы они здесь проводились. Конечно, в двадцатом году она вряд ли могла бы иметь место, а вообще-то кто его знает… Если бы иначе, как стала возможной вообще вся эта никем впрямую не признаваемая, но объективно вполне функционирующая красно-белая конфедерация?

…Речь Троцкого, произнесенная им за банкетным столом с бокалом шампанского в руке, была, как всегда (насколько я могу судить по газетным публикациям, поскольку ранее вождя РСФСР вживую не слышал), блестяща и по форме, и по содержанию. В двадцатиминутный спич он сумел вложить все: и анализ международных отношений, и оценку внутриполитической ситуации, заклеймил происки мирового империализма и коммунистов-догматиков, не понявших сути нэпа и скатившихся до роли жалких прихвостней европейских социал-предателей, популярно объяснил, почему добрый мир с генералом Врангелем (который тоже демократ, но слегка иного толка) гораздо лучше худой ссоры с ним же и со всеми другими бывшими врагами, которые, как показывает практика, куда лучше бывших друзей. Он даже развил эту тонкую мысль – что враг вообще во многом лучше, чем друг, потому что диалектика развития говорит о чем? Враг предать не может, а друг – почти как правило. Враг может эволюционировать только в друга (а куда же еще?), в то время как друг – только во врага (что, очевидно, хуже), и вообще всегда и везде предают только друзья…