34  

Когда у вас нет импресарио, то есть два способа действовать. Вы снимаете телефонную трубку, набираете номер зала, где вы хотите выступать, десять раз подряд просите позвать к телефону директора и, наконец договорившись, приезжаете в назначенный день. Заставив вас прождать час (а то и два), появляется молодой, но уже плешивый человек, который, даже не поздоровавшись, затевает примерно такой разговор:

— Так это вы играли с Гордоном?

— Да, я.

— Вы принесли диск?

— Нет. Видите ли, концерт не был записан…

— Значит, вашим словам нет никакого подтверждения. Я, знаете ли, тоже могу сказать, что аккомпанировал Майлсу Дэвису. Ладно, садитесь за рояль…

Ну, это плохой способ. В девяти случаях из десяти ваш собеседник не имеет в клубе никакого веса. Он только оплачивает счета поставщиков, а само заведение принадлежит его матери, которая выбор программы не доверит никому. Она не подходит к телефону и не отвечает на звонки концертирующих композиторов.

Остается второй метод, к которому я обычно и прибегаю. Я прихожу на последнее представление вечера, замечаю ту неуловимую особу, которая не подходит к телефону, — обычно это женщина с твердым выражением лица, которая держится возле бармена и вполглаза приглядывает за всем. Я устраиваюсь по возможности поближе к ней и, повернувшись спиной к сцене, затеваю разговор. Есть у меня одно счастливое свойство, которым я обязан своей фигуре: моя персона может вспугнуть разве что воробьев, да и то лишь особо нервных. Таким образом, даже самые недоверчивые люди на время забывают о своей подозрительности и с легкостью доверяют мне тайны, которые инквизиция не смогла бы вытянуть из них клещами. После этого уже ничего не стоит убедить хозяйку заведения в том, что настоящее кабаре никак не может обойтись без своего пианиста, так сказать, во плоти.

В общем, маневр понятен, и ни к чему вдаваться в дальнейшие подробности. Признаюсь, мне случалось после таких неформальных встреч добиваться ангажемента даже без предварительного прослушивания. Если же в «Хот-доге» все сложилось иначе, то лишь потому, что дьявол или его подручные предложили мне кое-что получше.

Был субботний вечер. Снегопад затруднял движение в окрестностях Ниццы, и мне потребовалось больше часа, чтобы наконец найти вывеску кабаре. Поставив машину на тротуар, я нетвердым шагом двинулся к дверям. Заметив меня, швейцар в красном пальто, притоптывавший ногами от холода, осведомился, не я ли арбитр матча. Его шутка стала мне понятна, только когда выяснилось, что как раз перед моим прибытием подъехали два автобуса с английскими и французскими рэгбистами, встреча которых была отменена из-за непогоды. Надо отдать должное этим лишенным слуха голиафам: никто из них не растоптал меня, даже ради потехи. Так слоны, самые чувствительные животные в мире, обходят упавшего на дороге человека. Более того, однажды в Копенгагенском зоопарке я с восхищением наблюдал, как слон всячески старался не наступить на брошенную какой-то девочкой целлулоидную куклу — такое уважение внушает им человеческое лицо.

Как бы то ни было, я прошел в холл и затерялся среди трех десятков колоссов, которые громко лопотали на двух языках и с такой силой хлопали друг друга по спинам, что пришлось пробираться сквозь толпу, стиснув зубы и крепко держа обеими руками промокшую шляпу. Блондинка в гардеробе была до такой степени возбуждена присутствием спортсменов, что не сразу сообразила, что я протягиваю ей пальто.

У меня еще было время отказаться от своей затеи и попытаться успеть на отходящий в Лозер поезд, где по крайней мере мне не угрожала опасность быть придушенным в сутолоке. Но пока я колебался и размышлял, переваливаясь с пяток на носки в своих ботинках на каучуковой подошве, я услышал голос, доносящийся из зала, перекрывая франко-английский гвалт. Голос пел:

  • Ночь лунная, дорога, человек
  • И пес, бегущий следом — тень его.
  • То я иль ты, нам не узнать вовек,
  • Кто был иль будет им и для чего.
  • Пока же человек еще в пути
  • И бег Луна свой не оборвала,
  • Сольются пусть, чтоб цельность обрести,
  • Сейчас иль никогда, в одно тела.[16]

Все было решено. Я забыл, что у меня промокли ноги, забыл о том, что голоден и что пришел сюда не для того, чтобы развлекаться. Поправив свой белый шелковый галстук, я сделал попытку протиснуться поближе к певице. Но как пробить брешь в несокрушимой стене рэгбистов, столпившихся у входа в зал? Сколько бы я ни извивался, как выдра, как бы ни исходил вежливостью, раздавая налево и направо «извините, сэр», мне так и не удалось увидеть обладательницу голоса. Я не мог влезть в эту толпу без риска быть покалеченным, растертым в порошок или размазанным по стене. Когда я попытался пробраться поближе к сцене справа, на моем пути встала галльская зашита, а при повторной попытке ввинтиться в массу британских игроков в центре какой-то фермер с юго-западным акцентом прижал меня к стене. Тогда я замер на месте и, подняв глаза на уровень локтей окружавших меня джентльменов, скорее угадал, чем увидел, гитариста в ковбойской рубашке, потом различил провод от микрофона, женское колено, бедро и больше ничего. Потом я услышал:


  34  
×
×