36  

— Ты на машине?

— Да.

— Ты не мог бы отвезти меня?

— Когда?

— Минут через двадцать. Подождешь?

Мог ли я отказаться? Я взял одежду из гардероба. Руки у меня дрожали так, словно я был взят в заложники среди ничего не подозревающей толпы. Медленно одевшись, застегнув пальто на все пуговицы и с особой тщательностью повязав кашемировый шарф под подбородком, обманчиво твердым шагом я вышел на улицу. Швейцар по-прежнему топтался в кружке, образовавшемся на месте растаявшего снега.

— Славный вечерок, — промурлыкал я, приветствуя его, — побольше бы таких.

Он опустил глаза, пытаясь понять, не шучу ли я и не следует ли дать мне в морду, но при виде беспредельного идиотизма, написанного на моем лице, похожем на полную луну, он молча продолжил свой сапатеадо.[19]

С той поры, когда произошли события, о которых я собираюсь рассказать, прошли многие годы. Некоторые дни так и остались лишь тонким слоем снега, прилипшим к подошвам моих ботинок, другие по-прежнему всплывают у меня в памяти. Восемь раз я сменил машину и одиннадцать раз — квартиру. Я играл в десятке заведений, которых больше не существует. Иногда мне аплодировали, иногда — нет. Случалось, я уходил со сцены под гиканье и свист, а бывало, мне после концерта в артистическую приносили цветы. Тысячу двести раз, никак не меньше, я играл на бис «On the Sunny Side of the Street». Однажды после скромного успеха в маленьком местном зале с дышащим на ладан кондиционером мне пришлось идти под руку с чьей-то невестой, спотыкаясь на каждом шагу, как сутяга, только что проигравший судебный процесс. Но к чему вспоминать прошлые успехи и неудачи, свое жалкое и ущербное бродячее существование, все эти мелкие ненужные и пустые события, из которых в конце концов и сложилась жизнь? Не лучше ли, минуя отступления, сразу перейти к тому единственному моменту, подарившему мне больше счастья, чем я мог вместить? У меня свои мотивы.

Прежде всего в ожидании Орелин нужно было завести мотор моего «пежо», чтобы прогреть салон. Во-вторых, я должен был преодолеть страх. Какой страх? Тот самый, о котором писал Аполлинер:

  • Эта женщина была так прекрасна,
  • Что было бы страшно ее полюбить.

Да, именно так. Это из «Алкоголий». Можно проверить. Наконец, я должен предупредить читателя, что начиная с того момента, когда Орелин села ко мне в машину, все последующие события следуют иной логике и в ином темпе, чем предыдущие. Одного этого эпизода было бы достаточно, чтобы оправдать появление нового искусства, в котором под сверкающей и волнующейся поверхностью угадывается медленное течение глубинных вод. Надо ли говорить, что, несмотря на все мои чаяния, я не способен к такому искусству, а могу лишь предчувствовать это тайное глубинное движение, что в некотором смысле уже привилегия.


Всю дорогу Орелин молчала. Только на перекрестках, не говоря ни слова, жестами указывала направление. Снег хлопьями валил в расходящемся желтом свете фар. Неисправные дворники расчищали лишь узкую полоску на ветровом стекле. Машину постоянно заносило, поэтому приходилось ехать очень осторожно. Часы на приборной доске показывали половину второго. Меня мучила жажда. Из вентилятора в лицо дул тепловатый воздух. Моя голова потела в шляпе, но снять ее я не решался. Ослабив узел кашне, я попытался представить себе, чем кончится эта экспедиция.

Проезд по Английскому бульвару был закрыт из-за попавшего в аварию автобуса с туристами. В несколько секунд перед нами промелькнула жуткая ирреальная картина случившегося. Надо было ехать в объезд по дороге, огибавшей город, которая проходила по незнакомым мне районам. Орелин по-прежнему молчала. Вдруг на перекрестке мне наперерез выскочила машина и еще одна ей навстречу. Ожидая удара, я закрыл глаза. Не считая этого, я сделал все абсолютно не так, как рекомендуют в подобных случаях инструктора по вождению: все мои девять пальцев вцепились в баранку руля, а нога до отказа выжала педаль тормоза… Но за этим не последовало ни удара, ни шока. Открыв глаза, я словно в замедленной съемке увидел бесшумно и немного торжественно проскользнувший перед нами освещенный салон «скорой помощи» и медсестру, склонившуюся над носилками. Еще мгновение — и сине-красные огни исчезли, мерцая в зеркале заднего вида. Я облегченно вздохнул и убрал ногу с тормоза.

— Направо, — сказала Орелин, указывая на проспект, перпендикулярный нашему пути.


  36  
×
×