Хлопок одной ладонью. Том 2

– А вот скажите, Алексей Михайлович, что это у вас за орден? Знаю все, и наши, и иностранные, но такого ни в музеях, ни в каталогах не встречал. Выдержан в русском стиле позапрошлого века, понятно, но?

– Это, Ваше Величество, - Берестин неожиданно протитуловал Олега, может, всерьез, а может, и в ироническом плане, - орден Святителя Николая Чудотворца. Первой степени. Учрежден приказом Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России от 30 апреля 1920 года. Лично мне он вручен Петром Николаевичем за разгром красных полчищ под Каховкой и Екатеринославом, на чем, собственно, Гражданская война и завершилась. Девиз ордена - «Верой спасется Россия». Номер знака - ноль ноль один!

Олегу Константиновичу непроизвольно захотелось встать.

Не перед генералом, сколь бы заслужен он ни был, а перед дуновением славного и неизвестного времени.

А тут и Чекменев появился на веранде, издалека увидевший появление незнакомой машины. Сфотографировал взглядом Берестина, представился, вопросительно посмотрел на сюзерена.

– Садись, Игорь, налей себе… И вновь обратился к гостю:

– Врангель? Слышал, читал. Но он себя особенно ничем не проявил. Командующий кавалерийским корпусом, кажется? А генерал Корнилов как же?

– Лавр Георгиевич, к нашему глубокому горю, был убит в бою под Екатеринодаром весной восемнадцатого года. После чего война продлилась больше двух лет. Армию возглавил сначала генерал Деникин, после него Врангель, у которого я имел честь быть начальником полевого штаба.

Чудны дела твои, Господи!

Князь машинально перекрестился.

– И вы, собственно, что? Непосредственно оттуда?

– Нет, с несколькими пересадками, - не совсем понятно и не слишком вежливо ответил Берестин. - И вообще мне кажется, собеседование по вопросам новой и новейшей истории удобнее будет продолжить по завершении нашего инцидента. Посему докладываю - согласно приказу вышестоящего руководства я прибыл к вам во главе сводного отряда в составе двух полков Корниловской дивизии, первого полка и артиллерийского дивизиона Марковской, а также отдельного ударного батальона имени генерала Слащева-Крымского.

Готовы ликвидировать проникшие на вашу территорию бандформирования, очистить дорогу к Кремлю и, если потребуется, оказать необходимую поддержку верным вам частям в столице. После завершения операции немедленно возвратимся на места постоянной дислокации.

– И где же эти места? - вразрез с правилами хорошего военного тона спросил Чекменев. Он разведчик, ему дозволяется. Ответят - хорошо. Нет - нет.

– Харьков, Екатеринослав, Царьград, тысяча девятьсот двадцать пятый год, - теперь уже откровенно улыбаясь, ответил Берестин. - Большой разброс, потому и задержались слегка… Будет сильное желание - свожу, покажу.

– Царьград - Стамбул, нужно понимать? - осторожно осведомился князь.

– Так точно, Ваше Величество. Неотъемлемая территория государства Российского…

Олег Константинович впал в задумчивость.

– Извините, Алексей Михайлович, - произнес со всей доступной в его положении и окружающей обстановке строгостью Чекменев. Его настолько уже травмировали выходки Ляхова, Маштакова, Бубнова, Розенцвейга (а где он, кстати?), Стрельникова, Уварова, да и «Пересветов» никчемных, всех, кого он повесил себе на шею в уверенности, что уж она-то все выдержит! Он сейчас и старого, стотридцатилетнего, по простому счету, чужого генерала готов был послать «по всем по трем». - Говорим мы долго, даже слишком долго, удивляюсь, почему до сих пор террористы на нашу поляну не ворвались, а войска ваши - где? Непобедимые и легендарные! Вживую посмотреть можно, хоть на десяток, на два?

Берестин глубоко вздохнул. Посмотрел на князя таким взглядом, что тот будто и прочитал мысль близкого по ментальному типу индивида: «И такого остолопа ты при себе держишь? Ум ладно, а выдержка где?»

Олег Константинович опять испытал желание привстать, хоть немного.

– Посмотреть - пожалуйста, - любезно ответил белый генерал. Теперь уже он достал из бокового кармана кителя золотой портсигар, как раз по размеру, с сапфировым вензелем, открыл, протянул собеседникам.

– Попробуйте, очень неплохие сигареты, «Русский стиль» называются. А сам повернул к губам внутреннюю крышку и почти беззвучно сказал: - К торжественному маршу, поротно…

Нет, кто спорит, и Алексей Берестин, бывший старший лейтенант ВДВ, потом успешный художник почти традиционного стиля, потом Главком Западного фронта, потом врангелевский начштаба… Потом? Да кто знает, чем и кем он ощущал себя после сыгранных ролей? И все равно он оставался позером, в хорошем смысле этого слова. Художник Пиросманишвили с его телегой роз (не миллионом, как поет Пугачева) - позер? Конечно. А герой «Выстрела», плевавший косточки черешен под прицелом? Естественно. Печорин, поручик Карабанов из «Баязета» - все они позеры. Да и сам Николай Степанович Гумилев с его предсмертной фразой^[48]…

---

48  Когда за Гумилевым в общую камеру пришел конвой, что-бы вывести его на расстрел, какой-то чекист спросил, заглядывая в бумажку: «Кто здесь будет поэт Гумилев?», он ответил: «Здесь нет поэта, есть поручик Гумилев. Пошли».