Хлопок одной ладонью. Том 2

Да ведь и Шульгин не предложил ему такого выхода. Сказал только, что наблюдает, до отряда, посланного Тархановым, буквально километр-полтора. Три-четыре минуты - и он будет на месте.

– Где твой Бубнов?

Ляхов оглянулся. Максима, конечно, рядом не оказалось. Где-то уже занимает позицию.

– Черт, сейчас найду!

– Некогда, Вадим, некогда. У меня, может, всего пять минут, чтобы взятую Фестом технику выхватить. Держитесь, скоро свяжемся…

Не мог же Шульгин сказать открытым текстом, что обстановка меняется быстро и почти катастрофически, что он опасается, не находится ли и его СПВ-канал под контролем и в любой момент может быть заблокирован или перехвачен. Что он и так страшно рискует, удерживая открытым проход в машинный зал, забитый чужой техникой, которая сейчас, может быть, стоила дороже солдатских голов. Слишком все вокруг был зыбко, непонятно, подозрительно и странно. Сейчас лишний раз приоткрыться, что под прицелом вражеских снайперов на бруствер вылезти.

Одного бойца с пулеметом Колосов послал в подвал, к тому окну, через которое проник в дом Ляхов, и он сейчас экономными очередями прижимал к земле многочисленные фигуры в черном, возникающие из проездов между соседними домами. Короткевич стрелял из ДШК, который удалось захватить неповрежденным и с двумя полными лентами к нему. Колосов торопливо набивал диск «секретными» патронами.

Остальные четверо целых (включая самого Ляхова с Бубновым) и двое раненых, но способных держать оружие, рассыпались по периметру второго этажа. По двое к фасадным окнам, по одному - к боковым.

Патроны беречь не приходилось, с теми шестью ящиками, что притащили с улицы, на час самой бешеной стрельбы хватит, стволы бы не сгорели, а дальше, кто выживет - «Гранаты к бою!».

«Любое дело требует в 3, 4 раза больше времени, чем предполагалось…» - крутилась в голове у Ляхова формула, когда он, стараясь особенно не высовываться, щелкал одиночными тех, кто дальше других продвигался по покрытому жухлой травой скверику. Но их было так много, отчаянных, что его одиночный огонь звучал почти как автоматический.

Первый и последний приказ по гарнизону звучал просто: «Сдерживать неприятеля на подходах, если ворвутся, продолжая бой в здании, по способности отходить на площадку перед мезонином». Там нет окон и единственная крутая лестница, с литыми чугунными ступенями и балясинами перил. Какое-никакое, а от пуль и гранатных осколков прикрытие. Ни с тыла, ни с флангов не обойдут. А в лоб - пусть еще попробуют! Постреляем в упор. Трупов наваляем. А в итоге - не мы первые, не мы последние…

Одновременно Ляхов понимал, что по правде так быть не может. В самом-то деле, посередине столичного города идет жуткий бой - и никакой реакции извне. Ни полиция не подъехала на шум настоящей стрельбы, ни иные службы. Даже жители окрестных домов отчего-то не высовываются в окна, форточки, подъезды, чтобы полюбопытствовать. А это ведь извечная привычка русского народа.

Как положено командиру, Вадим перемещался по занятой гарнизоном территории. Не вольный снайпер он сейчас, а единственный старший офицер. Кому подсказать, кого подбодрить, заметив изменение обстановки - принять волевое решение. Осуществлять маневр силами и средствами, одним словом.

Довелось ему, по ходу дела, увидеть, как работают те самые патроны.

Колосов, вдавившись щекой в приклад пулемета, отчего лицо его повело в сторону, и стал он похож на пресловутого Квазимодо, что-то бормоча под нос, водил мушкой влево-вправо, выбирая достойную цель. Непременно - групповую, что смысла одиночек щелкать? Настреляешь, может, и больше, но не тот моральный эффект.

И дождался своего.

Человек шесть-восемь, подгоняемых свойствами местности и выстрелами защитников дома, словно бы непроизвольно сгруппировались позади и вокруг выступа канализационного коллектора. С уровня земли, ежели ползешь, полуметровый бетонный массив кажется надежной защитой. Но это только при равно-уровневой позиции. Тактика же требует - «всегда занимай господствующие высоты».

Со своей высоты поручик видел атакующих во всей беззащитности. Плечи, спины, ноги. Только головы прикрывал импровизированный бруствер.

Ну и дал от души. На целых пятнадцать выстрелов, треть диска.

Ляхову, невзирая на привычку и боевой азарт, стало слегка не по себе. Все ж таки, нормальная пуля - это пуля! Попала - не попала. Убила - не убила. А тут от людей полетели клочья в буквальном смысле. Пронзительные, чмокающие хлопки разрывов, а после них - нога там, рука там, а вон и оторванная голова покатилась сама собой.