Она была дочерью генерала, золотоволосой богиней, недосягаемой мечтой...
Рядом угадывался большой населенный город. Мефодий понял, что здесь-то и начинается настоящая Лысая Гора.
Глава 8
Сердце не бьется – волхв смеется
Насмешка в серых глазах. Зрачки, расширенные, как у рыси. Крутой упрямый лоб. Это он, Матвей Багров, мальчишка, одурачивший «Книгу Харона». Кто он? Молодящийся старик-маг? Морлок? Призрак?
– Прерванное существование! – уронил Багров, хотя Ирка не успела задать никакого вопроса.
– Это как?
– Ты живешь себе, живешь, а затем оказываешься внутри перстня в виде крошечной искры. Для других проходят сотни лет. Для тебя – мгновение, мимолетнее, чем дневная дремота… Затем ты – сам не зная, как и почему – стоишь на песке у воды и смотришь на перстень, который лежит рядом.
Матвей взглянул на перстень на своем безымянном пальце. В отличие от кольца магфицера, с которым не так давно познакомилась Ирка, его перстень был странно молчалив. Никаких потрескиваний, никаких пляшущих искр. Затаенная сила чудилась в этом простом и невзрачном перстне.
– И ты ничего не помнишь? – спросила Ирка.
– Я помню все, – со странной уверенностью отвечал Матвей. – Возможно, я не помню и не знаю всего, что было в эти двести лет, но свое вчера я помню превосходно.
Он мимолетно коснулся рукой груди и посмотрел на холст в руках у Ирки.
– Совсем забыл! Дай его мне!
– Зачем?
– Отдай! Увидишь! – властно повторил он.
Ирка отдала. Багров развернул холст и долго смотрел на него. По его невозмутимому лицу сложно было определить, что он чувствует и о чем думает. Он поднял руку и подул на безымянный палец. От темного перстня оторвалось пламя и охватило холст.
Ирка вскрикнула, попыталась потушить, но было поздно. Язык пламени втянулся в перстень, не оставив от картины даже пепла. Багров тщательно осмотрел пол и остался доволен.
– Зачем ты это сделал? – крикнула Ирка.
– Так было нужно. Я искал картину, чтобы уничтожить ее. Это было единственное мое изображение. Теперь они не смогут, завладев портретом, применить некромагию и вуду. Ты знаешь, что такое вуду?
Ирка вспомнила шило в руках у пегобородого и вновь ощутила его огненные уколы.
– Именно, – сказал Матвей, заметив, как скривилось ее лицо. – Так вот – некромагия – это гораздо хуже.
– Некромагия разве не запрещена?
– Запрещена. Официально, во всяком случае. И именно поэтому она гораздо хуже, – подтвердил Багров с загадочной улыбкой.
Ирка ощутила тревогу. У нее на языке завертелся вопрос, который она не решалась задать. Но все же задала.
– Ты некромаг?
– Да… Я и светлый маг, и темный, и маг-вуду, и некромаг.
– Некромаг… – повторила Ирка с ужасом.
В ее представлении некромаги были мрачные свихнувшиеся ребята, вываривавшие черепа и коптившие на огне руки мертвецов.
– В какой-то мере, но лишь отчасти. Мой учитель был волхв и практиковал всеначалие, – успокаивающе сказал Матвей.
– А другие молодые некромаги? Они существуют? – спросила Ирка.
Багров сделал паузу, точно прислушиваясь к чему-то.
– Да. Перстень подсказывает, что есть три молодых некромага, ученика умершей колдуньи. Две девушки и один юноша с восточной фамилией. То ли Худыйбердыев, то ли Бей-кого-то-там. Перстень не помнит. Но они чистые некромаги, без примесей, хотя и получившие образование в Тибидохсе, – ответил он.
Ирка была расстроена тем, что узнала. Ее собеседник практиковал вуду и некромагию, прибегая к тем силам, которые капля за каплей выпивают человеческую душу.
– Ну уж прости, если тебя разочаровал. Я всего лишь ученик Мировуда, узнавший у него то, чем он занимался сам. Мой учитель верил, что можно обращаться ко всем без исключения силам, лишь бы был внутренний стержень и желание служить добру, – сказал Багров.
– И ты тоже так думаешь? Что есть стержень, который способен выдержать? – спросила Ирка.
Матвей усмехнулся. Усмешка была сухая и невеселая. Ирке она не понравилась.
– Отчасти… Но нет… Слишком легко сорваться. Зло гораздо привлекательнее добра, а тьма изобретательнее света. Не знаю, как там со стражами, но с магами – темными и светлыми – дело обстоит именно так. Пока я держусь, но потому лишь, что не ведал еще особенных искушений. Полюби я без взаимности или возненавидь кого-нибудь всей душой, боюсь, я не выдержал бы и прибегнул к некромагии или к вуду. Даже не я. Они бы ко мне прибегнули.
Последняя фраза прозвучала странно. Должно быть, сам Багров почувствовал это и поспешно сменил тему.