Дочь самурая

Ингрид захотелось пройтись по Груэнской косе. Лоле пришлось идти за ней по тропинке, открытой всем ветрам. Небо щедро дарило яркую синеву, изборожденную бегущими облаками. Ошеломленная этим зрелищем, Ингрид, дурачась, накормила морским сухарем нахальную и вместе с тем робкую чайку. Лола съела свой пирог, не поделившись ни крошкой. Присев среди скал на краю бездны, они предались успокоительному созерцанию морского простора. Потом одновременно поднялись и направились к машине.

Ингрид припарковалась на стоянке в порту и заявила, что все это достойно сожаления.

— Что именно?

— Представь себе любопытных, которые караулят повсюду, чтобы снять наши переживания, наши восторги. Типа папарацци, только занимаются обычными людьми, такими, как ты и я. Знаешь, что произошло недавно на Тайване?

— Откуда мне знать? Я немного занимаюсь делом между двумя эмоциями и тремя восторгами.

— Бедная женщина хотела со всем покончить.

— С жизнью?

— А с чем же еще?

— Ну не знаю, со сборщиком налогов, с мечтами о карьере, со всеми диетами сразу…

— Она решила утопиться, но завязла на топком берегу, так что не могла двинуться с места. Наконец ее обнаружили прохожие. Скорее, чем ты успеешь сказать: «Улыбайтесь, вас показывают по телевидению!», сбежались репортеры и стали снимать ее во всех видах, засыпая вопросами. Такие происшествия меня просто потрясают!

— Давай попробуем увязнуть в устричных садках и посмотрим, что из этого выйдет.

— Не говори мне, что все это тебя не волнует!

— Уж очень продвинутые у тебя страхи, не чета моим. А у нас куча дел…

Они обошли всех торговцев, задавая одни и те же вопросы, но так ничего и не узнали. Устроили пикник на скамейке, перекусив багетом с геменейской колбасой, любуясь Мон-Сен-Мишелем, наконец показавшимся из-за облачной пелены. Потом Лола заявила, что морской ветер вызвал у нее аппетит и для полного счастья ей не хватает нескольких устриц и, пожалуй, глоточка мюскаде, чтобы запить это счастье.

— Давай наслаждаться жизнью, пока камеры нас не обнаружили.

— Give mе а brеаке, will you?^[41]

Несколько торговцев устрицами расположились на рынке со своими скромными прилавками. Ингрид и Лола разделились, чтобы выбрать устриц и расспросить как можно больше людей, потом встретились на пирсе и уселись, свесив ноги над устричными садками. Лола достала нож и уже открывала третью дюжину устриц, в то время как Ингрид занималась второй. Они приступили к дегустации, бросая раковины в садки, где тысячи пустых раковин ждали, когда станут древними окаменелостями.

— Удивительно, что никто ничего не знает, — произнесла Ингрид с набитым ртом.

Но все же она не выглядела обескураженной; Лола чувствовала, что ее подруга могла бы провести в Северной Бретани весну, лето, осень, а то и зиму. Эта высокая простая девушка меньше боялась бурь, чем камер.

— Да, не везет, — сказала Лола, разглядывая вывески кафе.

Пора было подумать о кабачке, где бы они смогли обмыть свое счастье. Они доедали третью дюжину, когда к ним подошла женщина. Лола узнала в ней одну из торговок устрицами; та стояла, скрестив руки, любовалась облачным небом и ждала, когда к ней подойдут. Не стоило портить атмосферу доверия и непринужденности.

— Вы меня только что спрашивали, не видела ли я того крепкого лысого мужчину с красивыми зелеными глазами. Я не люблю распускать язык перед всеми, вот ничего и не сказала.

— Продолжайте, мы вас слушаем. Очень мило, что вы захотели нам помочь.

— Но я совсем не хочу портить жизнь человеку, которого не знаю.

— Ролан — муж моей сестры. Он не хочет платить алименты. Я думаю, что он скрывается где-то здесь у подружки. Я бы хотела договориться с ним полюбовно. Раньше мы с ним всегда ладили.

Лола говорила голосом таким же ровным, как этот пляж, усыпанный пустыми устричными раковинами. Здесь все соответствовало атмосфере порта: красивые корабли, небо в аккуратных облачках. «А я вру так гладко. Хотя когда-то в прошлой жизни не выносила ложь».

— Понятно, — сказала торговка. — Со мной тоже такое было.

— Да, это тяжело для каждого.

Голос Лолы звучал тем искреннее, что она выражала собственные чувства. Она и в самом деле сочувствовала. Я то лгу, то говорю правду — чередуя, не так противоречишь себе. Она представляла себя перед бассейном морга Святого Фелиция, окутанную запахами Танатоса, вытягивающую сведения у Виктора Массо и Фрамбуаз, даже и не думая интересоваться ими самими. И разве не так она поступала всегда, пока была комиссаром полиции? Оказывается, измениться можно в любом возрасте, не превращаясь в окаменелость, как старая раковина.

---

41 Дай мне передохнуть, хорошо? (англ.)