– А что ты понимаешь под словом «разведка»? – спросил Дик.
Александр растерялся.
Кефчиян посмотрел на Дика неодобрительно.
– Это значит незаметно заглянуть и так же тихо и незаметно уйти, – дал свое определение Гюнтер.
– С Лабиринтом такая штука не проходить, – с серьезным видом возразил Ут-Ташан.
Как выяснилось, уурсин даже в нюансах понимал язык людей, а вот разговорной практики ему не хватало. Однако с каждым днем, проведенным среди людей, речь его становилась все более богатой и образной. Порой Ут-Ташан использовал такие слова и обороты, что некоторые из коренных носителей языка смотрели на него с недоумением. А вот с временами он все еще путался. Вся жизненная философия уурсинов была закручена вокруг представления о том, что есть только сегодня, здесь и сейчас. А прошлое и будущее – лишь плод воображения. Поэтому и в языке уурсинов имелось только настоящее время.
– Грех мне в душу, – глядя на уурсина, сказал как-то раз Чики. – Мне начинает казаться, что этот парень однажды расскажет нам такое, от чего у нас языки отнимутся.
Никто ему не возразил.
– А как бы ты предложил исследовать Лабиринт? – спросил уурсина Чики.
– Я бы предлагать подходить к нему. Можно близко. Смотреть. Внимательно смотреть. Можно заглядывать внутрь. Смотреть, как свет гореть на стенах. А потом уходить. – Ут-Ташан резко взмахнул рукой, будто солнечного зайчика в кулак поймал. – Совсем уходить.
– И что нам это даст? – удивился Кефчиян.
– А что нам давать то, что кто-то в Лабиринт забираться?
– Иначе мы так и не поймем, с чем имеем дело, – ответил Александр.
– Ты и так не понимать. – Ут-Ташан сделал жест, как будто кинул в него пойманный лучик солнца. – Не ходить – не понимать, ходить – все равно не понимать. Зачем тогда ходить?
– Вот когда я сам увижу Лабиринт, тогда и скажу тебе, зачем.
– Ты ничего не увидеть, – снисходительно улыбнулся Ут-Ташан. – Ты мочь увидеть только то, что хотеть показать тебе уймарах. Но ты не знать уймараха. И уймарах не знать тебя. Поэтому уймарах не показать тебе ничего. И это хорошо.
– Что же тут хорошего?
– Хорошо, если уймарах тебя не убивать.
– Ты видел, как уймарахи убивают людей? Или уурсинов?
– Сам не видеть. Видеть картинки в Лабиринте.
– Зато я видел, – мрачно усмехнулся Дик.
– Может, вернемся? – спросил, непонятно к кому обращаясь, Ут-Ташан. – Так лучше будет.
На этот раз он даже с временами разобрался как следует. Но ему все равно никто не ответил.
Александр еще раз дернул веревку. Сплетенная Ут-Ташаном из сухой травы, на вид она казалась непрочной. Но Судорин еще в лагере проверил работу уурсина и убедился, что ей можно доверять. Веревка выдержит. Даже если его придется тащить волоком… Ничего себе перспективка!
Чики подошел к Александру сзади и тоже потянул за веревку.
– Слушай, – тихо произнес он, делая вид, что поправляет узел. – Давай-ка я в эту дыру полезу.
– Нет, – отказался Александр. – Я сам.
– Уверен?
– Да.
– Ну, хорошо. – Чики хлопнул его по спине. – Действуй!
Придерживая тянущуюся от пояса веревку, Александр подошел ко входу в Лабиринт и осторожно заглянул внутрь. Тьма беспросветная. И вроде как прохладой тянет. Едва ощутимо.
Или это от страха?..
Да нет, ему не было страшно!
Александр сделал шаг вперед. И в ту же секунду периметр квадратного коридора примерно на метр вперед осветился неестественно-белым, матовым светом. Покрытие стен, потолка и пола казалось стеклянным.
Александр сделал еще один шаг и обернулся.
– Встретишь уймараха, не беги, – сказал, заглянув в проход Ут-Ташан. – Лучше сделать вид, что не замечаешь его.
– Думаешь, поможет? – выдавил улыбку Александр.
– Не знаю, – честно признался уурсин. – Но, по-моему, лучше не замечать опасность, чем бегать от нее.
Александр кивнул – понял, мол, – снова, в который уже раз, поправил охватывающую пояс веревку и, считая шаги, пошел вперед.
Свет следовал за ним. На пару шагов обгоняя и ровно на столько же оставаясь позади.
На сорок пятом шаге Александр обратил внимание на то, что не слышит собственных шагов. Он остановился и прислушался. Тишина.
Из темноты не доносилось никаких звуков. Как в могиле. Или еще тише. Судорин щелкнул пальцами. Звук, который должен был раскатиться в замкнутом пространстве, рассыпаться мириадами отголосков, вопреки ожиданиям, затих, будто толстым слоем ваты придавленный.