Агент сыскной полиции

Правда, дал в морду одному из задержанных, босому оборванцу в грязной женской рубахе с короткими рукавами, открывающей могучую шею и здоровенные плечи. При виде Тартищева он загремел:

— Многая лета Федору Михайловичу, многая лета! — Но, получив свое, замолчал и полез в тюремную карету, уже битком набитую арестантами. Карета тут же тронулась с места, а из нее вновь загудело «многая лета».

Тартищев, усмехнувшись, пояснил:

— Степка Махалкин это. Соборным певчим был, семинарист… А на Пасху стишки богохульные пел на площади, спьяну, конечно! Городовой его задержал, а он ему рожу раскровенил и сбежал… Вот я ему тот случай и припомнил, чтоб знал, как чужие рожи бить!

Внезапно где-то в закоулках Рыгаловки глухо бухнул выстрел, следом другой… Тартищев встрепенулся.

Глаза его хищно блеснули.

— Вот это, кажется, наше! — Он перекрестился и посмотрел на Ивана. — Давай, с богом! — И повернулся к Алексею:

— Пошли!

И тут Алексей впервые увидел, как бегает начальник сыскной полиции. Придерживая рукой шашку, он мчался с холма вниз, и даже легкий Иван едва поспевал за ним. Алексею было труднее. Он еще не научился так ловко, с лета преодолевать таежные преграды: трухлявые валежины, старые пни и поросшие лишайяиками базальтовые глыбы, скрывавшиеся в зарослях низкого кустарника. От самой тайги только эти препятствия и остались, но тем не менее Алексей едва не вывернул ногу и основательно расшиб локоть, прежде чем достиг первых хибар Рыгаловки.

Тартищев и Иван на бегу растолкали громко галдящих и что-то окруживших полицейских. Их было не меньше взвода, распаленных и возбужденных только что случившимися событиями. При виде Тартищева они расступились, и один из них, здоровенный унтер-офицер с красным потным лицом, пояснил, кивнув головой на лохматого, в мокрой рванине обитателя Рыгаловки, сидевшего на земле с неестественно вывернутой правой ногой и заведенными назад руками:

— Кажись, споймали кого велели, вашскобродие!

У него тут яма выкопана для жилья. Пытался стрелять, но мы по-своему управились. Вон, Григорьев, — кивнул унтер-офицер на одного из полицейских, — ему на голову полбочки «золота» вывернул, так он из той ямы так сиганул, ну точно тетерев из-под снега. Теперь вот воду на него льем, чтоб дух перешибить. Вонят он больно!

Тартищев подошел к задержанному. Это был крупный, широкоплечий детина, заросший по самые глаза кудлатой с пятнами седины черной бородой. Слипшиеся мокрые лохмы волос падали ему на лоб, закрывая глаза. Он поднял голову и блеснул взглядом на окруживших его людей. Алексей почувствовал вдруг совершенно необъяснимый ужас. Глаза у человека были неестественно желтого цвета, с узкими кошачьими зрачками. «Как у дьявола!» — невольно подумал Алексей и едва сдержался, чтобы не перекреститься.

— Сипаев, что ли? — почти весело справился Тартищев и ткнул носком сапога задержанного в бок.

— Али признал? — осклабился тот, показав на мгновение изрытые цингой десны. — Долго ж ты меня ловил, легавый! — Он грязно выругался и сплюнул в натекшую вокруг него лужу. И вдруг закричал, пронзительно, с надрывом:

— Все равно уйду! Суки! — Он склонился к плечу и вдруг рванул прикрывавшую его ряднину беззубым ртом, и тут же упал на землю, забился в судорогах, в углах рта запузырилась, запенилась слюна…

К нему бросились несколько полицейских, но Тартищев остановил их взглядом. Затем приказал унтер-офицеру:

— Дай ему раза под ребра, чтоб перестал арапа заправлять! Артист! — Отвернувшись от враз притихшего Прохора, приказал Ивану:

— Бери конвойных и грузи мерзавца в арестантскую карету. Остальных задержанных отправить под шары^[48] своим ходом. — И пригрозил:

— Смотри, упустишь Прохора, в полиции тебе больше не служить! — И вновь обратился к унтер-офицеру:

— Нашли что при нем?

— Нашли! — кивнул тот с готовностью головой и крикнул полицейскому, чуть не утопившему Прохора в дерьме:

— Неси, Григорьев, саквояж!

И уже через минуту они разглядывали саквояж, на дне которого лежал злополучный браслет и с пяток аккуратно нарезанных листков бумаги, остатки «кредиток», изготовленных руками Вавилова.

Мрачный Григорьев достал тем временем из-за пазухи «наган» и завернутую в тряпицу кожаную перчатку и тоже передал их Тартищеву.

Тот с веселым изумлением уставился на перчатку и, отвернув подкладку, громко прочитал название фирмы:

«Ланге и К°».

---

48 То есть в участок.