— Не-е, курей он не брал, — заметил спокойно атаман. — Их только тронь, такой гвалт учинят. Почище собак! Мертвого поднимут!
— И все-таки зачем-то он появился? — Иван наморщил лоб и пристально посмотрел на атамана:
— Признавайся, Никита! Наверняка с ним, — кивнул он на следы, — тоже какие-то делишки проворачиваешь?
— Иван Лександрыч, — неподдельно обиделся атаман, — ты за кого меня принимаешь? У меня и с ратниками никаких дел нет. Просто не хочу от них беспокойство иметь.
А про дикого человека я тебе сам рассказал, только не слишком в эти байки верил. Думал, треплют люди языками, а оно вон как вышло! — И он тяжело вздохнул:
— И что это за напасть на меня свалилась? Не одно, так другое, не другое, так третье!
И все в одночасье, как будто сглазил кто!
— Надо будет с Корнуэллом поговорить, может, дикарь я в лагерь приходил? Собаки по всей станице лаяли, — заметил Алексей.
— Послушай, Иван Лександрыч, — оживился вдруг атаман, — а вдруг это не ратники вовсе, а дикий человек Голдовского в лес утащил?
— Чего ради? — посмотрел на него Иван. — Он что ж, из людоедов? И Голдовского на дерево подвесил, чтоб на солнышке подкоптился? К тому ж у нас свидетели есть, которые уже показали, что именно ратники похитили Голдовского. — Уточнять, кто были эти свидетели, Иван не стал, опасаясь последствий родительского гнева, который не преминет обрушиться на близнецов, поэтому лишь почесал лоб под фуражкой и тяжело вздохнул. — Дикаря косматого нам еще не хватало для полного удовольствия. — Он смерил хмурым взглядом переминающегося с ноги на ногу атамана. — Ладно, Никита, смотрю, посинел ты совсем, иди в избу! А мы до лагеря пройдем, с агликашкой переговорим и вернемся. Ты за это время сыновей своих подними. Выйдем из станицы пораньше, пока солнце не распалилось!
— Я вам винтарь свой дам, — засуетился атаман, — а то с одними револьвертами в тайге скучновато будет.
— На этот случай у нас свои винтари имеются, — усмехнулся Иван, — или ты нас совсем за младенцев держишь?
В тайгу мы честь по чести собирались, и карабины у нас надежные, драгунского образца. За версту пуля бьет…
Через четверть часа Алексей и Иван спустились к берегу реки, но лагерь Корнуэлла не обнаружили. Экспедиция снялась ночью и, переправившись через реку, ушла в тайгу в одном ей известном направлении.
Сыщики молча постояли у спуска к воде, разглядывая свежие следы копыт. Конники переправились на другой берег часа два назад, не позднее. Значит, с первыми проблесками зари, как раз тогда, когда оба сыщика проснулись и отправились на огород изучить следы, оставленные ночным визитером.
Больше ничего существенного заметить ни на этом, ни на том берегу не удалось. Реку затягивал туман, и дальше протянутой руки не было видно ни зги.
Иван еще раз прошелся взглядом по следам копыт.
— И чего вдруг ни свет ни заря с места сорвались? — произнес он с досадой. — Словно крапивой под хвост жиганули. Может, испугались, что мы их еще на день в станице задержим? — Он сплюнул себе под ноги. — Больно надо! — И крикнул в белое молоко, затянувшее реку:
— Валите, гости дорогие! Век бы вас не видать! — Потом, повернувшись, зашагал к станице. Алексей молча следовал за ним, размышляя над тем, отчего экспедиция столь внезапно снялась с места.
Видно, все-таки не хотели, чтобы в станице заметили, в каком направлении они ушли в тайгу. Но почему?
Маленький караван из семи лошадей, одна из которых была совсем еще маленьким жеребенком (тем самым, который якобы появился на свет несколько дней назад), четыре других — верховыми, а две несли на себе груз путешественников, покинул станицу, когда еще солнце только-только взошло над горами и почти не припекало.
Через час они вступили в полосу совершенно дикой, как казалось Ивану и Алексею, природы. Но близнецы не обращали внимания на это царство хаоса, ехали впереди каравана и лениво переговаривались. Их не волновали ни валежины, ни россыпи огромных камней, которые то и дело преграждали им путь. И всякий раз лошади, приученные к подобным испытаниям, без всякого принуждения находили единственно верную тропку, которая все вела и вела их сквозь непроходимые на первый взгляд дебри, где живая таежная растительность уступала место гарям, беснующиеся ручьи прокладывали себе дорогу среди тенистых скал, а то срывались с них водопадами, над которыми стояли веселые радуги.
Низкорослые крепкие лошади карабкались по камням, взбирались на уступы. Несколько раз пришлось спешиваться и переводить их по узким карнизам, нависшим над провалами.