Эймс вернулся с веником и совком и принялся за работу. Я продолжал наблюдать за его действиями. Если верить его рассказу, некогда он владел тремя миллионами. Теперь он убирал со столов в баре, прибирал мою комнату и говорил, что доволен жизнью. Я ему верил.
? Эймс, мне нужно найти Берил Три.
? Разве она не у Фло?
? Она сбежала. Муж выследил ее.
Я показал на бумаги, объясняя как.
? Надо найти ее, ? сказал он, продолжая подметать. ? Она мне понравилась.
? Тогда отправляемся искать ее и ее дочь.
? Адель, ? сказал он.
? Адель, ? повторил я.
? Хорошее имя. А ты способен куда-то ехать? Вид у тебя неважнецкий.
? Дуайт подпортил.
Я встал, потирая живот.
? Скотина.
? Именно. Но мне нужно как можно быстрее прийти в себя. Вечером у меня свидание.
Эймс перестал подметать и посмотрел на меня.
? С женщиной?
? С женщиной, ? ответил я, засовывая конверт с номером машины Мелани Себастьян в карман рубашки.
? И ты уверен, что выдюжишь? ? спросил он.
? Нет, ? сказал я. ? Но постараюсь.
Я посмотрел на него, а он на меня и потом на табличку с именем моей жены.
? Постараться стоит, ? сказал он. ? Знаешь, для чего нужно стараться?
? Для чего?
? Чтобы жить.
7
Берил Три могла остановиться в любом из шести десятков мотелей Сарасоты, не говоря уж о Брейдентоне. Поиски ее в мотелях заняли бы слишком много времени. Лучшим способом найти Берил было найти Дуайта, или Адель, или их обоих.
Я позвонил Карлу Себастьяну и сказал, что у меня есть новости.
? Правда? ? загорелся он. ? Где она?
? Мне нужно приехать и поговорить с вами.
? Конечно, конечно... Но сегодня у меня деловой обед... Сейчас около четырех. Вы можете быть в баре на Марина Джек через полчаса?
? Через полчаса, ? согласился я.
Я не очень хорошо понимал, как должен одеться для встречи с Салли Поровски, но, принимая во внимание свои планы, надел чистые синие брюки, голубую рубашку и красный шелковый галстук и отправился на Марина Джек.
Уже через пять минут я припарковал машину между синим «Мерседесом» и переваривающим обед пеликаном и пошел в сторону пирса. По обе стороны пирса на волнах пролива плясали прогулочные катера. Галдели чайки. На пирсе и пустых лодках сидело несколько пеликанов, неподвижно глядя на воду. Один их сородич, кружившийся над водой, высмотрел что-то и неуклюже нырнул прямо под катер с названием «Мертвые души». Кто-то, наверное Дэйв, рассказывал мне, что пеликаны ныряют с открытыми глазами, а так как глаза у птиц не защищены, то они под старость слепнут.
На круглой площадке перед рестораном швейцары руководили парковкой прибывающих машин. Я поднялся по ступенькам, обогнав супружескую пару с девочкой-подростком. Девочка шла со скучающим видом, показывая, что ей не интересны ни ее родители, ни то, что ее ожидает. Походка ее демонстрировала родителям, что она не собирается привнести оживление в семейный обед. Я прошел мимо них, когда отец семейства проверял, ждет ли их заказанный столик. Выражение лица девочки соответствовало ее походке. Она была примерно ровесницей Адели Три. Я подумал о том, где могла сейчас находиться Адель и с кем она могла обедать.
Интересно, как реагировала бы эта пара, если бы завтра их дочь пропала из дома? Страх, тревога, невозможность до конца поверить, что ребенок исчез. И чувство вины, в любом случае чувство вины. Психоаналитики с тысячей мандолин могут петь вам, что вы ни в чем не виноваты, но вы будете знать, что виноваты. Вы всегда будете думать, что могли что-то сделать, что-то сказать иначе.
Карл Себастьян мог храбриться сколько угодно, но химера, именуемая чувством вины, цепко сидела у него на плече и смеялась, закинув голову и показывая острые зубы. Маленький чертик вины прятался в сумочке Берил Три, время от времени высовываясь и нашептывая о том, что могло быть и не было сделано. Я знал и этого черта, и эту химеру. Не очень близко, но мы были знакомы.
В зале ресторана было шумно. Справа от входа находился бар, за ним ? обеденный зал, а дальше открывался вид на бухту и набережную Лидо.
Карл Себастьян сидел за столиком бара. Он сидел один, со стаканом в руке, глядя на меня. Я сел рядом с ним.
? Что у вас есть? ? спросил он.
Я чуть не ответил: «Чувство юмора» или «Желание, чтобы со мной разговаривали цивилизованно», но сдержался.
Его белый пиджак, черная рубашка с белым галстуком и белые брюки с идеально отглаженными стрелками были безупречны. Из кармана даже выглядывал черный носовой платок.