57  

Когда вдали на реке показалась тяжелая туша парома, здесь на берегу забегали выборные, устанавливая, кому идти за кем по старшинству. Первым на причал вышел русич с челядью и подводами, ступили знатные мужи и гридни, загулявшие дружинники, два волхва, затем пошли купцы, а когда Гульча увидела, сколько у них товара, приуныла. Паром не Ноев ковчег, всех не утащит. Дай Бог, хотя бы в пятую ходку попасть!

Их взяли уже на вторую ездку. Посудина оказалась вместительная, как княжеский двор: кроме десятка подвод с лошадьми поместились сотни полторы народа. Гульчу притиснули к двум степенным важным купцам, седобородым и осанистым, но когда возле них оказалась юная девица, оба подобрали животики, глаза заблестели, оба шумно задышали, начали прижимать с обеих сторон. Пещерника вблизи не оказалось — добросовестно помогал тянуть толстый пеньковый канат наравне с простыми мужиками.

Гульча сделала вид, что ничего не замечает, — пусть старичье потешится. Вон женки сидят на тюках товара, толстые, как копны, надутые, будто совы. А мужик, даже с сединой в бороде, — все еще молодой отрок, только в другом теле, всегда готовый на дурь, на риск, на приключения.

Когда паром глухо ударился о разлохмаченные бревна причала, паромщик с двумя помощниками быстро закрепили его крючьями и веревками, перекинули на берег для телег широкий мостик — сходни. Олег уже стоял на причале, нетерпеливо махал Гульче. Она свела коней, а Олег вскочил в седло, не поблагодарив даже — невежа, варвар! — и они поспешили в город. Вперед вырвались, легко обогнав на резвых конях, только княжеские дружинники — без нужды нахлестывали лошадей, орали, норовили стегануть плетьми прохожих.

Городская стена приближалась, вырастала. Гульча всмотрелась, ахнула удивленно:

— Каменная?

Стена была под стать городу: взглянешь — шапка свалится. Камни торчали дикие, необтесанные, под стеной земля была плотной, утоптанной. Старая городская стена, как хорошо помнил Олег, была из кондового леса — не гниет, не горит, горящие стрелы отскакивают, как от булатного панциря. А воткнется какая, так и сгорит, не опалив бревна. Но деревянную стену нужно подновлять, следить за ветхими местами. Олег помнил богатую весь Славутич вовсе без стены, молодой Кий обнес ее высоким частоколом, и весь стала зваться городищем Кия, затем — городом Киевом; сын Кия, Рустам, названный по деду, частокол заменил деревянной стеной из продольно уложенных бревен. Она простояла до кончины младшего внука Кия — Тараса, когда подгнившее дерево было решено заменить, а попросту разметали во все стороны, сбросили бревна в Днепр. Пленные авры, готы, хазары и савиры таскали из каменоломни тяжелые глыбы, гибли сотнями, раздавленные обвалами, оползнями. Кто пытался бежать, того стража рубила на месте, догоняла калеными стрелами. Окрестные горы в те годы были черными от воронья, налетевшего даже из чужих стран.

Каменная стена поднялась, загородив собой золоченые верха княжеского терема. Ворота были распахнуты настежь, по обе стороны несли охрану в полном вооружении дружинники, по трое с каждой стороны — подгоняли застрявших, разнимали сцепившиеся телеги. Двое младших дружинников лениво тыкали длинными копьями в тугие связки сена. Молодой парень, пригнувшись за копной, дурашливо заорал, изображая раненого, но дружинники и бровью не повели — на шутников насмотрелись.

Гульча и Олег спешились, стража бегло осмотрела вьюки, Олег уплатил пошлину, и они прошли в ворота, ведя коней. Здесь теснился народ, слышались тяжелые удары железа. Пахло мужским потом и конской мочой, среди столпившегося народа слышались крики — толпились, вытягивая шеи, мужики, мастеровые, бабы, рыбаки. Все с любопытством и жалостью смотрели в одну сторону.

В накаленном, как в печи, воздухе кружилась сухая злая пыль. Под высокой аркой ворот была густая тень, и Олег не сразу различил, ослепленный ярким солнцем, гигантскую фигуру. Огромный велет, в два человеческих роста, яростно вколачивал в стену штырь — шляпка расплющилась от ударов, но молот бил со страшной силой, шляпка штыря загибалась, словно разросшийся гриб. За спиной велета трепыхались огромные белые крылья. Толпа ахала при каждом ударе, велет хрипел, огромные узлы мускулов вздувались, как валуны, из которых когда-то сложили стены. Он был покрыт потом и грязью. Гульча не сразу высмотрела крупные блестящие чешуйки на плечах и пояснице велета. Такие же чешуйки были и на локтях великана, блестели они холодно. Гульча впервые видела велета, но чешуйки узнала — так же играло и переливалось холодными искорками лезвие меча пещерника.

  57  
×
×