Гиперборей

Усталый от бессмысленно проведенного дня, он попробовал раскладывать обереги, но вызванные образы плавали перед внутренним взором смутные, расплывчатые — толкуй хоть так, хоть эдак. Он лег, не дожидаясь Гульчи, и сразу провалился в тяжелый неспокойный сон. Далекий загробный голос мрачно вещал, что уже погибает, если сию минуту не вернется в свою пещеру. Ведь он теряет не просто жизнь, а нечто большее, о чем хорошо знает...

Внезапно с небес полыхнуло пламя. Олег ощутил удар в живот, воздух с шумом вышел из груди. Сердце со страшной силой сжало в железной ладони.

Он проснулся, задыхаясь. Сильные руки затягивали веревку на его шее! Сзади надсадно дышали. Воздуха в груди не осталось. Олег хрипел, легкие буквально трещали от натуги, требовали хоть глоток воздуха: любого —, спертого, дымного.

Он дергался, хрипя, попытался свалиться, но веревка держала крепко, сжимала горло с каждым мгновением сильнее. Олег бессмысленно хватался за шею, пытаясь сунуть под веревку, тонкую, как стебель травы, хоть палец, но веревка, шелковый шнур, глубоко врезалась в кожу. Он слышал свой хрип и громовые удары сердца, в глазах расплывалась чернота. Смутно видел слабый лунный свет, темную фигуру, что склонилась над ним у изголовья.

Теряя сознание от удушья, успел подумать, что бесполезно совать палец под веревку, так же бесполезно хвататься за руки убийцы, надеясь как-то вывернуть или оторвать от веревки. Он выгнулся, резко бросил ноги вверх, ударил левой пяткой, целясь в то место, где должно быть лицо.

Олег чуть задел стопой — в ответ горло сдавило с такой силой, что глаза залило черным. Он слышал грохот приближающегося водопада — гремела кровь в ушах, пытаясь протиснуться через сдавленные кровеносные жилы. В последнем усилии, почти бездумно, он изогнулся в последний раз, ударил правой ногой — шум и грохот в голове бросили его самого в черноту.

Очнулся на полу — на шее болтался тонкий шелковый шнурок. Поднялся на дрожащих ногах, в глазах темно, упал на доски пола, во рту было горячо и солоно. Воздух свистел, грудь вздымалась часто, неровно, словно ее изнутри толкали острыми ножами. По ту сторону ложа что-то скреблось, будто крысы грызли пол.

Он прополз, от слабости не решаясь встать на ноги. От ложа к окошку на крышу двигался, не отрывая лицо от пола, человек в черном плаще с капюшоном. За ним тянулась темная блестящая дорожка. Олег кое-как настиг его, из открытого окна навстречу дул холодный ветер, в черном небе уже блестели равнодушные звезды. Он свалился рядом, сцепив пальцы на шее ночного гостя.

Под пальцами похрустывало, словно тонкие камешки задевали друг друга острыми краями. Он понял, что разбил пяткой тоненькую косточку за ухом. Тот оглох на правое ухо, теряет сознание от боли, а из перебитой вены кровь щедро орошает пол.

— Кто ты? — прохрипел Олег.

Человек со стоном пытался оторвать голову от пола. У него было темное лицо, до бровей заросшее кудрявой черной бородой. Олег нашел при нем острый нож, увесистый кошель с золотыми монетами. Тело убийцы было твердое, мускулистое, без жира. В этом бесформенном черном плаще он оставался незамеченным среди качающихся деревьев, умело сходил за пятно тени, ловко пробрался наверх по стене, двигаясь вместе с качающимися в ночи ветками...

Олег кое-как оделся, медленно пришел в себя. В горле саднило, он сглотнул слюну, его перекривило от боли. Человек на полу дышал сипло, с хрипами.

— Я не виноват, — прохрипел он. — Ошибся... Я хотел в другой комнате...

Олег разминал вздувшийся рубец на горле. Человек со стоном подтянулся на руках, попытался выдвинуть голову за порог, Олег наступил сапогом на шею:

— Кто тебя послал?

Внизу пьяные крики постепенно затихали, в ночной тиши очень ясно был слышен шум от передвигаемых столов и лавок — семейство узкоглазого хозяина выметало объедки, сор, готовясь завтра принимать новых гостей, гнало прочь бродячих псов. Гуляки с соседних улиц и гости-купцы разошлись, слышно, как стучат засовы, обитатели постоялого двора ложатся.

Возможно, легли уже все. Но, возможно, кто-то ждет в своей комнате или даже внизу во дворе. Вскоре поднимется осторожно по лестнице, на цыпочках подойдет к его постели, ожидая увидеть синее от удушья лицо и вывалившийся почерневший язык.

Человек хрипел, скреб ногтями пол, но настороженное ухо Олега внезапно уловило далекие шаги. Тихо-тихо заскрипела лестница, если бы не вслушивался — вряд ли бы услышал ритмичное похрустывание рассохшихся дощечек. По дереву заскреблось, ляда начала подниматься. Олег поднял руку со швыряльным ножом.