Беда идет по следу

– Женщину убили, – настаивал я.

– Этот человек говорит, что женщину убили, а если ее убили, мы обязаны разобраться, – заключил доктор.

– Я бы не стал соваться, если бы видел, что вы хотите разобраться.

– Еще несколько трупов – и вы успокоитесь, – сказал доктор, – не волноваться же нам каждый раз. Не понимаю, где Рэнди.

– Если вы не желаете меня выслушать, я найду того, кто выслушает.

– Он собирается оказывать на нас давление! – возмутился Кассатери.

– Послушай, сынок, – обратился ко мне доктор, – эти негры подыхают каждый день. Девка покончила самоубийством. Второй надрез означает самоубийство, понял? Ты суешь нос не в свое дело.

– А вот вы, похоже, мало что в нем смыслите, – огрызнулся я.

– Убирайся отсюда к чертовой матери, – рявкнул Кассатери. – Больно язык распустил. Погоди минуту, оставь свой адрес и телефон. Расскажешь, что тебе известно, на дознании.

Сообщив Кассатери свой адрес и телефон, я ушел, разозлившись так, что ноги у меня стали деревянными.

Далее об этом деле я был вынужден узнавать из газет и от Джо Скотта. Поскольку Джо работал в еженедельнике, происшествие там хотели преподнести со всеми подробностями. Назавтра я узнал, что из этого получилось: «Жена военного моряка покончила жизнь самоубийством, узнав о побеге мужа». Джо рассказал мне, что на хлебном ноже, перерезавшем горло Бесси, были отпечатки ее собственных пальцев и еще отпечатки пальцев Кейт Морган. Кейт Морган утверждала, что наличие ее отпечатков является вполне закономерным, так как она резала ножом хлеб. Она была напугана и опечалена смертью соседки, и, кроме того, у нее имелось первоклассное алиби.

Задолго до полуночи, часа, когда Бесси покинула бар «Париж», миссис Кейт Морган, поговорив по телефону, отправилась на всю ночь в некий отель, к некоему господину. Когда она вернулась, в доме уже находилась полиция.

Джо заинтересовало, что Бесси Ленд упомянула «Черный Израиль», но знал он о нем не больше меня.

Сидя в задумчивости за ланчем, он теребил кончик своего длинного острого носа.

– Попробуй поговорить с Уэнлесом, – посоветовал он в конце концов. – Видимо, это еще одна негритянская организация, а он знает о них все.

– Саймон Уэнлес? Социолог?

– Именно. Он написал очень хорошую книгу о природе расовых волнений. Наверное, она вышла, когда ты уехал.

– Наверное. Я немного знаком с Уэнлесом. Он все еще в Анн-Арборе?

– Да, насколько я знаю.

Уэнлес был в Анн-Арборе. Через два часа я нашел его в небольшом кабинете Энжел-Холла, главного здания Мичиганского университета. Он сидел один, с головой заваленный бумагами: стопки на столе, на стульях, на полу, на опоясавших стены полках. Когда я постучал в приоткрытую дверь, Уэнлес поднял голову и улыбнулся, словно был рад дать отдых глазам.

– Чем могу быть полезен, сэр?

– Моя фамилия Дрейк. – Мы обменялись рукопожатиями, и Уэнлес предложил мне сесть. – Не хочу отнимать у вас много времени долгим рассказом, но, возможно, вы могли бы помочь мне, сообщив кое-какие сведения.

– Единственное, чем я могу торговать. А какого рода сведения?

– Насколько я понимаю, вы хорошо знаете негритянское население Детройта.

– Я изучаю его много лет. Грандиозный народ. Может быть, вам попадалась моя книга о волнениях?

– К сожалению, там, где я был, даже сокращенный выпуск иллюстрированного журнала считался большой роскошью.

– Простите, к слову пришлось. Глупо, но автору трудно удержаться и не упомянуть о своей книге.

– Мне сказали, что вы много знаете о негритянских общественных организациях. Вы когда-нибудь слышали о «Черном Израиле»?

– Постойте, постойте, что-то припоминаю. Да, слышал, но мне ни разу не удалось, как бы это сказать… проникнуть туда.

– Это что-то вроде «Черной руки» или нет?

– Боже упаси! Надеюсь, что нет. Это расистская организация, выступающая за большее равноправие, за предоставление более широких возможностей неграм и так далее. Подобных ей – множество.

– Значит, вам ничего не известно о тайной или преступной стороне деятельности «Черного Израиля»? Ничего, что бы могло привести к убийству?

– Скажу вам откровенно, мистер Дрейк, мои исследования касались в основном организаций, имевших отношение к детройтским расовым волнениям. Насколько я знаю, «Черный Израиль» не занимался там активной деятельностью. Изучив ситуацию, я пришел к выводу, что негритянские объединения похожего толка либо играли незначительную роль в разжигании волнений, либо вообще не имели к ним отношения. Их возникновение явилось следствием различных факторов: социальное расслоение, зависть, успехи негров, вызывавшие неприятие у реакционно настроенных южан, осевших в Детройте. Неприязнь намеренно подогревалась разного рода демагогами, а иногда и вражескими агентами.