56  

– Надо говорить не как больше нравится, а как надо, – наставительно сказала мать.

– Хорошо. Мы поедем на э-лек-трич-ке?

– Да.

– С тобой и с папой?

– Нет, ты поедешь с бабушкой Аллой.

– У-у, а почему не с тобой?

Ванечка хоть и притворился, будто недоволен – однако ехать что с мамой, что с бабой Аллой было одинаково хорошо. И у той, и у другой были разные достоинства и недостатки. Мамочка больше, чем бабушка, воспитывает Ванечку, чтобы он все делал правильно: говорил, ходил, ел, сморкался – и ее перед людьми не позорил. Зато бабушка больше за него боится: например, что он на вокзале потеряется (поэтому вцепляется ему в руку как клешней), или что его дверью э-лек-трич-ки прищемит, или из окна продует… Однако и мамочка, и баба Алла, обе любили его (он это чувствовал). Любили, наверно, одинаково сильно, и пахло от них обеих приятно, хоть и по-разному, и обе с ним много разговаривали: бабушка Алла рассказывала истории из своей жизни (и они у нее никогда не кончались), зато мама любила шутить, смешить Ванечку и играть с ним… К тому же что та, что другая обязательно купят ему в дорогу сладкую булочку и, наверное, будут в электричке наливать чай из термоса. Интересно, а в поезде окна запотелые – как в садике? Или через них все видно – как дома? Или они замерзшие, словно в избушке из сказки?.. Если замерзшие, это ничего, можно продышать в них дырочку и смотреть, смотреть, как летят за окном дома, поля и деревья…

– Ну что ты стоишь, будто изваяние? – оторвала Ванечку от фантазий мама. – Сколько тебе говорить: иди мой руки и садись кушать.

…А назавтра все случилось так, как придумывал себе он, и даже лучше.

Потому что бабушка Алла поила его в лекторичке чаем из термоса со сладкой булочкой и даже пустила к окошку, а он проковырял в изморози дырку, и в нее смотрел, а мимо проносились заборы, дома, встречные поезда, гаражи… А потом промелькнуло немного леса, и он был точно такой, как в мультике про двенадцать месяцев: заснеженные елки и веселые березки, и даже белка, настоящая, не мультипликационная, прыгала по веткам – о чем Иван немедленно радостно возвестил бабушке и всему вагону. И немногие взрослые, что сидели в вагоне, заулыбались, глядя на него: надо же мальчик ни разу настоящей белки не видел! А он их, конечно же, видел – да у них летом одна прямо на участке жила! – просто ни разу не видел зимой, да еще из окна э-лек-трич-ки.

А потом они приехали на станцию, которая называлась ЛИСТВЯНСКАЯ, но все её запросто называли Листвянкой, и там тоже была настоящая зима – не то что в Москве. Снег начинался прямо у киоска «Союзпечать» на площади и был не грязно-серый, как в столице, а белый-белый, прямо аж глаза резал. Хотелось немедленно с ним играть или хотя бы его есть. Но бабушка усадила Ваню на матрасик в салазки, которые они привезли из Москвы, и покатила его мимо заснеженных кустов, заборов, скворечников и домов. И зимой на даче все было такое тихое и присмиревшее, что не хотелось не то что кричать, а даже громко разговаривать – только шепотом…

В бабушкином-дедушкином доме было жарко натоплено, и дед очень обрадовался, что к нему Ванечка приехал, и усадил их всех есть куриный супчик с клецками, а потом оделся и повел показывать, как он выразился, «свои владения». На участке порхали синички, и на снегу валялись красные ягодки рябины и «крылышки» от сосен. Дед с гордостью показал Ване кур: они суетились в сарайчике, кудахтали и воняли…

А потом они оба проводили бабушку на станцию, чтобы она завтра на работу не опоздала – и уже на обратной дороге санки с Иваном вез дед, и, так как он не обращал внимания на мелочи, Ваня потихоньку погружал варежку в восхитительный рассыпчатый снег, а потом ее облизывал…

Так и начался у Ванечки неожиданный, незапланированный праздник. Потом он узнал, что получился праздник оттого, что мамочка Лена уехала в командировку, а у папы Стаса было много работы, и он не мог его вовремя из садика забирать. Ну и хорошо! Скучно, конечно, без мамы – но зато в сад ходить не надо, и жить в Листвянке одно удовольствие, даже зимой. Единственное, что плохо: других детишек в округе не оказалось и Ванечке поиграть было не с кем. Конечно, дед с ним играл: и в снежки, и пару раз возил в овраг на горки, а вечером они в подкидного дурака резались. Но все равно: деда был взрослый, поэтому играл он с Ванечкой не от всей души, как играл бы ребенок, а по обязанности.

Зато дед отпускал Ваню одного гулять за калитку – правда, со строгим наказом быть только на улице Чапаева и на Советскую даже носа не высовывать.

  56  
×
×