Куявия

Иггельд поморщился, Ратша затягивал рану туго, посмотрел на Блестку, на рану, снова на пленницу.

– Не знаю, – ответил он устало. – Но тогда казалось, что стоило. Дурак я, Ратша.

– Еще какой, – подтвердил Ратша с готовностью.

Он туго перетянул бок, Иггельд сидел, прислонившись спиной к дракону, тот дремал, счастливый, что все вместе и все хорошо. Облизывать ему Иггельда не дали, вдвоем с Ратшей уверили, что все хорошо, это такая игра, спи. И он заснул, драконы вообще, как обронил как-то Иггельд, спят вдвое больше людей. И вообще человек спит меньше всех зверей на свете.

Иггельд тоже дремал, измученный изнурительной погоней, а потом еще и раной. Блестка опустила веки, но из-под густых ресниц поглядывала на пленителя с ненавистью, недоумением и странным сочувствием. Не похож на куява, слишком сильное мужественное тело, никакой рыхлости, одни мышцы. Даже у прокаленных солнцем артан бывает больше лишнего мяса, а этот как будто весь из сухих жил, грудь не рыхлая, как у всех куявов, у них почти похожа на женскую, а будто выкованные из светлой меди выпуклые пластины, ровные квадратики живота. И хотя почти все под повязкой… там на боку все-таки проступает кровь снова, тряпка набухает… и хотя те мышцы почти не видно, но этот Ночной Дракон выглядит сильным и свирепым воином.

Он, словно ощутив ее взгляд, открыл глаза, серые, как у мокрой толстой рыбы. Блестке почудилась некая незащищенность, и сразу уважительное мнение, как о сильном и беспощадном воителе, размылось, упало, испортилось, все-таки этот куяв слаб, несмотря на сильное тело, что-то в нем с гнильцой, нет настоящей жестокости, что требуется от мужчины.

Она закрыла глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом, а Иггельд морщился от жгучей боли, смотрел на нее и не понимал, что же в ней такое необыкновенное и почему эта уродина… нет, не уродина, это он со злости, но явно же не красавица… выглядит такой… привлекательной?

Вот видишь, сказал он себе ядовито, даже запинаешься на каждом слове. Что ни слово, то неверно. Она не просто привлекательна, она прекрасна. Но только будто не для этой жизни… В Куявии на нее не посмотрит ни один мужчина. Нет, конечно, посмотрит и даже протянет руку, но тут же отдернет, обожженный одним ее взглядом. Отдернет, отпрянет и поклянется даже не смотреть в сторону этой огненной ведьмы с черными волосами. Все предпочитаем спокойных покладистых красавиц, что встречают нас милыми приветливыми улыбками. Понимают нас… или прикидываются, что понимают, а нам вообще-то все равно, в самом деле понимают или прикидываются, главное же – что жизнь течет ровно и без порогов, подводных камней. С куявскими женщинами легко и просто. Женщины Куявии различаются разве что по росту да немножко по масти, хотя краска, каблуки и пышные платья выравнивают даже такие различия, а характер у всех словно один на всех…

Блестка, не выдержав долго сидеть с закрытыми глазами, подняла веки, но смотрела теперь прямо перед собой на великолепный торжественный закат, в полыхающие облака. Краем глаза, конечно, видела его взгляд, ежилась, нет в том взгляде ненависти, а только горестное недоумение, но все равно смотрела даже сквозь Ратшу, что на этот раз развел костер в яме, дабы никто не заметил огонь в ночи.

Не выдержав, она сказала насмешливо:

– Вы же в родной Куявии, откуда такая трусость?

Ратша ответил спокойно, без всякой обиды в голосе, да и как обижаться взрослому на глупого ребенка:

– А нам никаких гостей не надо.

Иггельд пошевелился, лицо перекосилось, но смолчал. Она украдкой наблюдала за ним, взгляд скользнул на дальний кустарник, на темнеющие с заходом солнца травы, снова посмотрела на мрачного Иггельда. Из нее вырвалось помимо воли:

– Вон там забудь-трава.

Иггельд поморщился, буркнул:

– Ну и что?

– Если ее потереть и приложить к ране, – объяснила она сухо, – боль утихнет. Иначе всю ночь будешь выть, спать не дашь…

Он фыркнул:

– А с болью утихну и я?.. Высунув язык и с вытаращенными глазами? Придумай чего-нибудь еще.

Она сказала зло:

– Ты дурак, если не умеешь отличить, когда говорят правду и… от военной хитрости!

Ратша сказал предостерегающе:

– Иггельд, не верь этой змее.

– Я и не верю, – откликнулся Иггельд. Он поморщился, переждал боль. – Но если даст слово, что не убежит…

– Иггельд! – выкрикнул Ратша. – Мы сейчас уже в бою! А когда бой, всякое слово теряет силу.