Куявия

– Да вроде что-то происходит, – огрызнулся он. – Бок уже немеет. Скоро я весь… занемею?

– Скоро, – ответила она зловеще. – Как только нас отыщут артане!

Ратша подошел, уставился хмурыми глазами. Иггельд проговорил слабо:

– Боюсь, придется заночевать.

Ратша нахмурился сильнее, глаза повернулись в сторону пленницы, а пальцы сами по себе пощупали рукоять меча.

– Эта ведьма тебя… отравила?

– Нет, – поспешил сказать Иггельд. – Нет, на мне заживает, я чувствую. Но это отнимает силы… и жутко хочу спать.

– Что, – спросил Ратша недоверчиво, – настолько сильно, что не усидишь? Мы могли бы и ночью… Летали ж!

– Усидеть можно и привязанным, – возразил Иггельд. – Но управлять…

Ратша скривился.

– Да, этот гад никого больше не слушается. Ладно, если выживем, будем единственными из героев, что забрались на земли Артании так далеко… и провели здесь две ночи! Ну, красавица, давай передние лапки!.. Нет, протяни вперед. На этот раз я тебя не только свяжу, но и привяжу…

Она спокойно протянула руки. Он связал крепко, безжалостно – перемирие, как все понимали, кончилось. Длинный конец веревки Ратша привязал к своей ноге. Теперь артанка снова свободна от любых обязательств.

– Есть только два способа, – сказал он спокойно, – как управлять женщинами… Но только никто их не знает. Так что побудь на веревке. Как коза!

– Скотина, – произнесла она без выражения.

– Если женщина, – сказал Ратша, продолжая подбрасывать веточки в костер, – называет мужчину скотиной, значит, он все сделал правильно.

Костер разгорелся ярче, и сразу же мир вокруг потемнел, превратился в ночь, а на темно-синем небе заблистали первые звезды. Луна выплыла бледная, болезненная, мелкая, свет от нее падал почти незримый, призрачный.

Ратша с удовлетворением отодвинулся, багровый свет подсвечивал его лицо снизу, превращая в страшноватое чудовище. Иггельд со вздохом облегчения лег, одну ладонь, как ребенок, положил под щеку. Все молчали, Ратша наконец поинтересовался:

– Что твоя пленница говорит?.. Не обещает ночью зарезать нас и дракона?

Иггельд буркнул:

– Это с тобой беседует. Со мной – молчит.

– Если женщина молчит, – сказал Ратша наставительно, – слушай внимательно!

– Только и остается, – ответил Иггельд негромко. – Что делать, она же из благородных, сам видел ее богатства! А я лет до восьми вообще думал, что меня зовут «Заткнись».

Блестка повернула голову, в ее глазах недоверие. Он застыл, потрясенный, она улыбнулась ему, он понял впервые в жизни, как выглядит настоящая искренняя улыбка. В глазах загорелись искорки, потом засияли звездным блеском глаза целиком, крупные губы стали ярче, пунцовее, чуть дрогнули уголки рта, губы маняще приоткрылись, он успел на краткий миг увидеть ряд… нет, даже не ряд, а только короткую вспышку молнии от ее идеально ровных и белых зубов. Точеный нос чуть укоротился и забавно задрался кверху, Иггельд успел увидеть ямочку на упругой розовой щеке…

И тут же ее улыбка погасла. Словно туча надвинулась на солнце, и на землю пала серая тень, погасив все радостные звуки, стерев краски. Блестка прямо взглянула ему в глаза. Она – пленница в руках врага, она это помнила и не собиралась забывать.

Он невольно приподнялся и сел, опираясь спиной о бок Черныша. Так и сидел неподвижно, страшась шевельнуться, в надежде, что вернется очарование, что как слабый лунный свет окутывало их, только настолько незримо, что почти не видно, но все-таки оно было, а луна – солнце оборотней, вурдалаков, нечисти и влюбленных – светила им чисто и нежно.

Черныш горестно вздохнул во сне, звучно плямкнул толстыми губами, лапы задергались, распарывая твердую землю.

– Спи-спи, – сказал Иггельд успокаивающе, – спи, моя птичка. Я здесь, рядом.

Дракон засопел ровнее, мышцы расслабились, Блестке даже почудилось, что на чудовищно безобразной морде проступило некое подобие улыбки. Иггельд сидел, все так же откинувшись на его бок спиной, белые полосы отчетливо выделяются в полутьме. Загорелое тело и еще более загорелое лицо почти утонули в полумраке, растворились на фоне огромной туши. В те редкие моменты, когда говорил, ровно и красиво поблескивали белые зубы. Блестка невольно засматривалась: это красиво, даже удивительно, почему у жалкого куява загорелое не только лицо, но и торс, как у артанского воина.

Ратша подремывал или уже спал, Иггельд все еще сидел, она постоянно ловила на себе его задумчивый взгляд. Спросила наконец с раздражением: