Куявия

Глава 14

Весь день она работала на кухне, потом принесли ворох одежды, пришлось штопать, чинить, накладывать заплаты. Она исколола пальцы иголкой, а когда день закончился, слуги ушли в общую комнату. Женщины остались, а Сбыслав пошел за нею следом, хмурый и посапывающий на каждой ступеньке.

Когда проходили мимо ее чулана, Блестка распахнула дверь, вошла и с наслаждением опустилась на постель. Сбыслав сердито крикнул из проема распахнутой двери:

– Ты куда? Хозяин велел тебя к нему.

– Я не изволю, – отрезала Блестка.

– Так он изволит! – заорал Сбыслав.

Он сделал шаг в ее комнату и с силой ухватил ее за плечо. Блестку развернуло, она не ждала такого от обычно медлительного и всегда спокойного Сбыслава, но тут же ударила его в живот. Он охнул и согнулся, она ухватила его за волосы, приподняла, прошипела люто:

– Какой рукой ты меня схватил, раб?

– Что… что… – пролепетал он.

– Какой рукой ты меня коснулся? – повторила она раздельно.

– Вот… этой… – прошептал он, глаза его с ужасом смотрели в ее искаженное яростью лицо.

Она ухватила его за правую руку, сломала в локте и, подтащив воющего в ужасе Сбыслава к двери, вышвырнула сильным пинком. Ее всю трясло, она вернулась к постели и рухнула навзничь. Накопленная ярость и горечь разочарования обрушились на дурака-слугу, что подвернулся под руку, но ярость еще не ушла, кипела, пришлось стиснуть губы и терпеть, терпеть, чтобы не бросаться с голыми кулаками на стены.

Долгое время ничего не происходило, потом в коридоре раздались быстрые тяжелые шаги, дверь распахнулась с таким напором, что треснулась о стену. Иггельд стоял в проеме огромный, разгневанный, с развевающимися волосами. Глаза горели бешенством, но Блестка разглядела в них и тревогу.

– Что случилось? – прорычал он.

– Ничего, – ответила она сухо.

– Я просил проводить тебя ко мне…

– Не проводить, – уточнила она, – а привести.

– Привести, – согласился он неохотно. – Но… а как иначе? Ладно, я пришел сам. Позволь, я сниму эти оковы… Как они натерли тебе ноги!

– Незачем, – ответила она как можно суше.

– Почему?

– Все кончено, Иггельд. То, что случилось, это было ошибкой. Мы должны об этом забыть.

Он отшатнулся. На его красивом мужественном лице отразилась мальчишечья обида.

– Как я смогу такое забыть?

– Уж постарайся, – ответила она мертвым голосом. – Если ты снова захочешь… ну, в тебе взыграют страсти, то теперь придется меня просто насиловать.

– Артанка!

В его глазах неподдельный ужас. Не понимает, подумала она с горечью. Как же мужчины просты, как не понимают даже таких ясных вещей! Не уйду я от тебя, дурак, не уйду. И не надо требовать от меня слова, это же видно по моему лицу, по моим глазам. А ты не поверишь даже моему слову, это видно, ну что за дурак…

– Насиловать, – повторила она с нажимом. – Женщина, которую приводят в цепях…

– Но я сам буду становиться перед тобой на колени! И сам снимать.

– А утром надевать, – напомнила она. – Нет, Иггельд, боги на одну ночь помутили наш разум, но только на одну ночь.

Он сказал хмуро, с безнадежностью и обреченностью в голосе:

– У меня – не на одну.

Она произнесла тем же твердым голосом, умоляя богов дать ей силы, чтобы он не увидел, что она чувствует на самом деле:

– Нет, Иггельд. Ты сам провел между нами границу. Я не стану ходить через нее туда и обратно. Я останусь на своей стороне.

Под его смуглой кожей задвигались желваки. Она ждала, что он скажет, что в его владениях нет границ, здесь все принадлежит ему. Тогда она напомнит ему, что существует еще и внутренний мир, где между ними когда-то проходила граница, а потом незаметно исчезла… пока он снова не провел ее – грубо, зримо, глубоко, он помолчал, произнес глухим голосом:

– Я страшусь тебя потерять. Ты значишь для меня слишком много.

– Ты мог бы не терять меня.

Он посмотрел в ее глаза, лицо его исказилось в муке.

– Я тебе не верю.

– Как я могу доказать?

Он беспомощным жестом развел руки в стороны.

– Боюсь, никак. Потому я и держу тебя в цепях. Но я могу снять цепи, тогда тебя будут запирать на весь день в комнате, где прочные стены, а на окнах крепкие решетки.

Он умолк в нерешительности, она продолжила с горькой усмешкой:

– А ночью меня будут под конвоем пятерых дюжих стражников водить к тебе в спальню? Тебе самому не смешно? Или хотя бы не стыдно?