Куявия

– Не знаю уж, что думали эти братья Тулея, когда шли сюда… я – человек недоверчивый, у меня сразу шерсть дыбом, но когда они взглянули на Иггельда, то поняли, что могут только держать ему стремя. И вот теперь даже они в твоем войске. Почему?

Иггельд сказал раздраженно:

– Откуда я знаю?.. Но какой из меня вождь? Я вам навождюю!

* * *

За два-три дня народу в городе прибавилось вдвое, люди ночевали на городских площадях, разведя костры. Не всем прибывшим берам находились достойные их положения квартиры, а уж простые песиглавцы и беричи разбивали шатры за городом, начиная от врат. Толпы же простых крестьян коротали ночи у костров, а утром сбегались к дому наместника, где остановился Иггельд.

Улицы бурлили, заполненные народом, знатные беричи не замечали, что рядом идут простые мужики, а песиглавцы не хватались за рукояти мечей в раздражении, что их пихает сиволапое простонародье. Все жадно смотрели на дворец, ждали появления Иггельда.

Иггельд сам терялся в этой пестроте, никогда не думал, что на свете столько народов, одежд, перед его окнами проходили смуглолицые кетичи, спустившиеся с предгорий Родопов, коренастые черноволосые бойки, похожие на быстрых злых жуков, белокожие и белолицые лемки, словно сошедшие со снежных гор эльфы, угрюмые, настороженные гуцулы с их смертоносными маленькими топорами на непомерно длинных рукоятях, с лязгом и грохотом скакали отряды силчей, невесть каким образом прибывшие из Нижней Куявии, и даже бесстрашные воители боярты, что приезжали всегда на огромных конях, в сопровождении хорошо вооруженных слуг, что походили не на слуг, а на испытанных песиглавцев.

Весь город заполнил такой гомон, что испуганные галки не решались садиться в гнезда. Кроме цокота копыт, звона железа, в разных концах под звуки рожков, труб и боевых рогов звучали воинственные песни, где мало мелодий, зато в избытке крика и обещаний перебить всех артан, развешать их трупы на деревьях и позволить воронам наедаться до отвала.

Иггельд страшился выйти на улицу, народ тут же обнажал головы и падал на колени, песиглавцы кричали «Слава!» и стучали рукоятями мечей в щиты, беричи бросали в воздух шапки и шлемы, беры с достоинством преклоняли колено и салютовали обнаженными мечами.

Город кипел, бурлил, клокотал. Даже по ночам мимо костров то и дело проносились всадники, для них отворяли ворота, они уносились во тьму, торопясь поскорее донести до самых дальних городов весть, что Повелитель Драконов, остановивший нашествие артан, спустился с гор и вот передает воззвание к своему народу, призывает встать на защиту Куявии и обещает ей новое обустройство.

По всей Куявии собирались отряды, нападали на мелкие отряды артан, соединялись в войска, но, правда, при появлении больших соединений артан предпочитали рассыпаться по окрестным лесам.

Через месяц треть Куявии была в руках местного ополчения, артане же оставались в Нижней и Срединной Куявии и в Междуречье, перестали ездить в одиночку, но даже малые отряды несли потери. На ночь артане вообще запирались в укрепленных городах и крепостях. Восстание ширилось, набирало силу, Иггельд спешно рассылал опытных воинов во все концы, где собирались вооруженные отряды. Крестьяне, обрадованные возможностью перейти в благородное сословие, вооружались до зубов и

охотились за одинокими артанами, нападали и на мелкие артанские отряды. Как и песиглавцы или беричи, они для своих нужд захватывали коней и пропитание всюду, где могли найти, попутно насиловали женщин, убивали мужчин, не разбирая мужик ли, песиглавец или берич – все равно виноваты, что до сих пор не взялись за оружие и не присоединились к ним.

Опытные воители, вдохновленные словом Иггельда, брали эти отряды под свою руку, поспешно превращали в послушное воинство, уже вооруженное не только яростью, но и умением дружно встретить бешеный напор легкой артанской конницы.

В доме наместника день и ночь трудились переписчики, к Иггельду носили на подпись его обращение к народу, он прикладывал еще и печатку на кольце. Бумагу тут же отдавали гонцу, тот мчался, меняя коней, в дальний конец Куявии, где еще не взялись за оружие, а только ворчали на артан, скрипели зубами, но восстать пока что не отваживались

Иггельд не мог понять, голова кружилась от непонятной перемены: преподлейший народ, который он любил и ненавидел, что так грязно и трусливо предал свою страну, предал именно тогда, когда она находилась на вершине славы, сейчас брался ее защищать, униженную и опозоренную, брошенную под копыта артанских коней.