Куявия

Сейчас со всех сторон дымки, в пещерах добывают руду, плавят, за железными слитками снизу цепочкой тянутся обозы. Вообще-то железо здесь ненамного лучше, чем внизу, но Апоница пустил слух, что в железо добавляют кровь молодых драконов, потому оно, дескать, обладает магическими свойствами, так что спрос на это железо велик, хорошая статья дохода для Долины, что вынуждена закупать зерно, ткани и вообще все-все, кроме камня. Правда, один из новых жителей, Метелик, нашел небольшую, но богатую самородками жилу золота, разрабатывал ее втайне, никому не говорил, а все золото приносил к Иггельду и складывал в укромное место.

– На черный день, – объяснил он сумрачно. – Почем я знаю, каким будет? И откуда?.. Я уже старый, битый, просто знаю, что будет обязательно. Это ты а-ла-ла и вперед, не оглядываясь, а мы, старшие, живем с оглядкой. Потому, правда, вы нас и обгоняете… Но зато половина из вас, даже больше, гибнет, а мы выживаем… Никому не говори про это золото. Используешь, когда нужно.

– Это твое золото, – сказал Иггельд.

– Я копал его на твоей земле, – ответил Метелик.

– Да какая она моя! – вскричал Иггельд. – Общая Долина, общая!..

Метелик сумрачно усмехнулся.

– Вот видишь… Любой на твоем месте важно бы надулся и кивнул. Да, дескать, моя. Но и тебе от щедрот, так и быть, дам… золотую монетку. А ты вот сразу от всего отказываешься. Потому, Иггельд, к тебе идут, что тебя обобрать можно, а ты… гм… сам дашь себя обобрать, да еще и собственную шкуру снимешь, если потребуют. Словом, это золото – твое. Я ж знаю, используешь не на себя, а на Долину и твоих долинчан. Иггельд спросил растерянно:

– Но… зачем? Разве тебе самому не нужно это золото?

Метелик буркнул:

– А тебе?.. Ладно, считай, что я хоть и куяв, но мне вот взбрело в голову, прямо взбрендилось поработать и на общество. Правда, на все общество, куявское, у меня кишка тонка, я бы там половину вообще перебил, а вот на эту малую родину, нашу долинную, я еще могу, это совсем, оказывается, не противно.

Иггельд обнял старого горняка, в глазах защипало, он чувствовал, что старик за внешней грубостью скрывает нежное доброе сердце. Возможно, если бы стал не золотоискателем, а смотрителем драконов, именно он много лет назад бежал бы в эту Долину с замерзающим дракончиком за пазухой.

Глава 10

Он ежедневно поднимал Черныша, садился на загривок и говорил: «Полетаем!» А если не приходил или медлил, Черныш хватал сбрую в пасть, вихрем вылетал из пещеры и огромными скачками бросался искать обожаемого родителя, несся к другим пещерам, отыскивал дорогого и самого любимого человека на свете, клал огромную башку на колени и вопросительно смотрел в глаза.

Народ, хоть и привычный к вольным драконам, шарахался от неожиданности, когда это черное чудовище несется прямо на тебя огромными прыжками, а из громадной оскаленной пасти свисает сбруя, болтаются ремни.

– Сейчас, – отвечал Иггельд. – Сейчас закончу разговор, и полетим!

Черныш терпеливо ждал, когда Иггельд приладит на загривке втрое сложенную кожу, а то сразу протрет штаны, привяжет ремни. Это неслыханнейшее наслаждение: видеть мир сверху. Так могут чувствовать только птицы… нет, даже птицы не могут, они рождаются с крыльями, а человек рожден ползать – и обретает силу и власть полета! От безумного счастья вскипает кровь, кружится голова, он не раз ловил себя на странном желании расстегнуть ремень и, распахнув руки, самому полететь наперегонки с Чернышом.

Только первый год они летали над горами, потом над всей Куявией, затем Иггельд осторожно, но настойчиво начал увеличивать нагрузки, заставлять летать над пугающим и бескрайним морем. Усталый Черныш стонал, хрипел, просился брякнуться на землю и отдохнуть, а если над морем, то готов поплавать, как коровья лепешка, но Иггельд неумолимо заставлял летать и летать, выбрав место над ровной степью, а то и вовсе над озером: если Черныш вообще от усталости не сумеет правильно опуститься, то хоть не поломает лапы, не свернет шею.

За годы таких полетов у Черныша отросли такие крылья, что Апоница и Якун не верили глазам своим, то и дело щупали и замеряли чудовищные глыбы мускулов. Иггельд давал Чернышу отдохнуть два-три дня, только кормил и следил, чтобы тот отсыпался, потом совершал проверочный полет на дальность. Вернувшись, рассказывал Апонице, где был, и видел, что старый смотритель верит и не верит: таких драконов просто еще не существовало. Даже в самых старых хрониках никто не упоминал о таких удивительных драконах.