Год Крысы. Путница

— Не надо! — вырвалось у Рыски.

— Ага, — поддержал ее Жар. — Дайте хоть купца дождаться, он нам сто златов должен.

Путник оглянулся назад и вверх, на темные окошки:

— Сдается мне, что не дождетесь.

— Почему? — насторожился вор. Прирезал он Матюху, что ли? Или просто велел не путаться под ногами, пока видуны будут выяснять отношения?

— Вот уж чего не знаю — того не знаю, — развел руками путник. — Просто предчувствие. Да вон у подружки своей спроси — ей, поди, тоже не хочется напрасно здесь стоять.

Рыске действительно не хотелось, но из-за дурного соседства, а не предчувствия. После знакомства с макопольским путником она опасалась их не меньше, чем Жар — стражи, Хотя этот вроде ничего, человек как человек. Лицо усталое, голос доверительный.

— Говорю же, пойдемте в кормильню, — продолжал соблазнять он. — Есть тут поблизости хорошее местечко, поросятину по настоящему чуринскому рецепту готовят, в лимонной карамели. Я угощаю.

Вор сглотнул слюну, но Рыска продолжала глядеть исподлобья, наполовину прячась за Жара. Пытается подольститься к саврянину через его спутников? Это он зря, Альк же сказал, что они ему не друзья…

— Не разговаривайте с ним, — тем не менее достаточно ревниво одернул белокосый. — Этот тип ничего не делает и не дает просто так.

— А сам-то?! — праведно возмутился путник.

Но у Алька сегодня и без того выдался тяжелый вечер, и красноречие саврянин предпочел оставить клинку, вытянув его из-за пояса.

— Так ведь убью тебя, козла упрямого, — тоскливо сказал путник, тоже протягивая руку за мечом. — Куда «свече» с путником сражаться, я ж твой дар против тебя же обращу…

— Ты меня уже убил.

— Ох ты, горюшко… — Путник поднялся, морщась и потирая спину. — Прострел уже из-за него заработал, на камнях сидя, теперь еще скакать старика заставляет… А чего вы мокрые-то такие? — с легким изумлением спросил он, спустившись по ступенькам и только сейчас заметив плачевное состояние одежды Алька и Жара. — Дождя же вроде не было.

— Вспотели, — не удержался, съязвил вор.

Путник поглядел на них с удвоенным интересом:

— Чем же для этого надо было заниматься, да еще на пару?

Альк взмахнул мечом. Путник отбил, с отнюдь не старческой ловкостью отпрыгнув в сторону, к середине улицы, где больше простору. Саврянин последовал за ним, снова вызывая клинок на клинок, но до по-настоящему серьезного боя дело не дошло: окно над головами поединщиков распахнулось, и оттуда выглянула уже знакомая тетка-соседка.

— Вы чего это удумали, а?! — визгливо заорала она. — Ночь на дворе, добрые люди только-только заснули, а они тут ржавьем бренчат, улицу кровищей загаживают! Идите вон на площадь и там махайтесь, если невтерпеж!

— А ну закрой ставни, покуда сама цела! — рыкнул на нее Альк.

Тетка наклонилась, показав широкую, обтянутую ночной рубашкой попу, чем-то там побренчала и снова высунулась из окна — сразу с двумя ночными горшками в руках.

— Ну?! — грозно вопросила она.

Друзья и враги дружно шарахнулись от окна.

— Вот бешеная баба, — выругался Жар. — Слышь, тетка, ты вон в тех двоих целься! Мы с подружкой тут ни при чем!

— Ниче, — воинственно отозвалась та, — до всех добрызнет!

Пришлось отбежать еще дальше, в переулок, где даже ножом толком не размахнуться.

— Кто там, солнышко? — сонно поинтересовался мужской голос за теткиной спиной.

— А, оборванцы какие-то, — громко, чтоб и в переулке услышали, ответила соседка. — Весь день у Матюхиной лавки околачивались, небось грабануть хотели, да я их спугнула!

— Ничего себе заявленьице! — оскорбился Жар. — Да если б я вправду к купцу залезть хотел, шиш бы ты чего заметила!

— Оборванцы?! — пробормотал и путник, оглядывая свой дорогой костюм.

Торжествующая тетка со стуком поставила горшки на подоконник, в упреждение новых шумов, и вернулась в постель.

Альк перевел взгляд на путника.

— А может, все-таки в кормильню? — тоскливо спросил тот. Теперь, когда видуны стояли бок о бок, было видно, что белокосый выше на полголовы, зато путник кряжистей, матерей.

Саврянин неумолимо сдвинул брови.

— Или до утра хотя бы подождете? — с надеждой предложила Рыска.

В конце переулка послышались торопливые шаги. Альк резко обернулся, однако это оказался всего лишь худосочный паренек лет пятнадцати, в штанах и башмаках, но почему-то без рубашки.