Ледяное сердце не болит

– Знаете, она пропала. Вы ничего о ней не слышали?

Второй контрольный вопрос, и снова удивление давнего недруга выглядит не наигранным, и полиграф подтверждает: опять зажигает зеленый свет.

– Ничего я о ней не слышал. А что, должен был?

– Наверное, нет. Просто как раз перед исчезновением она мне о вас говорила.

Прибор отреагировал красным на явную ложь молодого человека.

– Интересно – что? – похолодел голос собеседника.

– Что она с вами недавно встречалась и вы ей рассказывали, как со мной когда-то работали…

Прибор светил красным: Полуянов явно лгал – точнее, импровизировал на ходу.

– Да? Что-то я не припоминаю, – с сомнением произнес Владимир Владиславович, а полиграф подтвердил: действительно не припоминает подобного факта старый лис. – Так ты что же, Димочка, думаешь, что это я у тебя девушку, хе-хе, умыкнул? Лестно, хе-хе, слышать, старичок…

Да я уж и сам не знаю, что думать! – в сердцах воскликнул Полуянов и задал новый вопрос: – Значит, Надю Митрофанову вы в последние два дня не видели?.

– Нет, Димочка, – с искренностью, подтвержденной зеленым светом, молвил Казанцев.

– А имя Мария Бахарева вам что-нибудь говорит? – продолжал гнуть свою линию Полуянов – и плевать, что о нем подумает старый жлоб.

– Это еще кто такая? – переспросил собеседник, и прибор опять не оставлял сомнений: похоже, давний коллега и это имя слышит впервые.

– Так вы не знакомы с Марией Бахаревой? – с нажимом задал вопрос Дима.

– Нет. Да кто это? И почему ты спрашиваешь?

А полиграф уверенно демонстрировал: нет, не лукавит старина Казанцев.

– Марию Бахареву тоже похитили. Вы слышали об этом? – вопросил Полуянов.

– Да ты меня, по-моему, старичок, за какую-то, хе-хе, Синюю Бороду принимаешь, – ухмыльнулся старый журналист. – Мне, конечно, лестно, но ты не по адресу… Ты вообще почему мне взялся звонить? – Голос думского пиарщика затвердел. – У тебя, может, жар? С головой вообще все в порядке?

– В порядке, Владимир Владиславович, в порядке.

– А мне вот кажется, что нет.

«Опять прикажете заводить с ним свару? Нет уж, хватит. Ведь если Казанцев ни при чем (а я чувствую, что он ни при чем!), мои вопросы действительно напоминают приставания малахольного. Не надо с ним собачиться. Он вроде сначала даже искренне рад был мне – а плохой друг по-любому лучше, чем хороший враг».

– Извините, Владимир Владиславович, – елейным голоском проговорил Полуянов. – Я правда очень переживаю из-за исчезновения невесты и сам не знаю, куда мне бежать и что делать.

Тон собеседника потеплел:

– Ты в милицию обращаться не пробовал?

– Да заявил я, но менты, сами знаете, как у нас работают…

– Хочешь, я тебе от имени моего босса депутатский запрос на Петровку состряпаю?

«А ведь Казанцев во мне почему-то вдруг стал заинтересован, – мелькнуло у Полуянова. – Иначе бы он так по-доброму со мной не разговаривал. Интересно, что ему от меня нужно?»

– Да нет, спасибо. Не буду я пока гусей дразнить запросами.

– Ну ладно, если понадобится тебе чего, старичок, звони в любое время. Помогу и своими силами, и задействую, как говорится, авторитет Государственной думы.

«Да ничего особенного ему от меня не надо, – уверился Полуянов, – просто он, старый аппаратчик, хочет, чтобы я считал себя ему обязанным. И не рыпался, и не возражал – если вдруг в нашей газете появится какая-нибудь хвалебная заметка про депутата Зайченко».

– Ладно, если что, я обращусь, – закруглил разговор Дима.

– Давай, успехов тебе. Рад, что ты, Димочка, все-таки позвонил. Знаешь, как говорят: кто старое помянет, тому глаз вон. А худой мир – лучше доброй ссоры.

Казанцев, вспомнилось Полуянову, и раньше любил к месту и не к месту уснащать свою речь и газетные материалы русскими пословицами и поговорками.

– И вам не хворать, Владимир Владиславович.

Положив трубку, Дима скептически посмотрел на детектор лжи. Теперь он, кажется, понимал, почему Колосников, спервоначалу носившийся с полиграфом как с писаной торбой, быстро охладел к нему и запер в сейф. Опытному журналисту ничего не давало изобретение японской машинерии. Опытный, он и без него почует, когда его собеседник лукавит, а когда правду говорит, – как чувствовал это Полуянов каждую секунду своего разговора с Казанцевым. И никакого прибора ему, в общем-то, не понадобилось: разве что еще раз подтвердить собственные ощущения.