116  

Он вздрогнул, навстречу несся Унгардлик с двумя воинами, все трое махали руками:

— Стоять!.. Стоять!

За спиной Фарамунда мощно гаркнул Громыхало:

— Отря-я-яд, стой!.. Остановиться!

Зычный голос пронесся вдоль всей дороги:

— Стоять!.. Остановиться!

Солнце уже поднялось над горизонтом. Далеко впереди яркие лучи пронизывали пыльное облако. Фарамунд ощутил, как сердце стукнуло чуть-чуть чаще. Такое облако поднимается либо от огромного стада скота, либо от движения большого войска.

Все, кто от летней жары снял доспех, теперь торопливо напяливали, помогали соседу застегнуть панцирь. Золотые волосы франков исчезали под железными или войлочными шапками. Кто-то заранее обнажил меч.

Повозки останавливались, возницы настегивали коней, слышалось ржание, скрип колес. Повозки ставили широкой дугой, защита от конницы, а сверху с повозок удобно бить как копьями, так и мечами.

Внезапно в пыльном облаке блеснула искорка, потом еще. Искры разрослись, похожие на излом слюды под солнцем.

Там мог блестеть только металл.

— Бургунды отказались нас пропустить, — повторил Унгардлик в который раз. — На переговоры не идут. Они сказали, что их честь не позволяет вступать в переговоры с противниками Рима.

— Они будут воевать, — подтвердил Мирдлихт.

— Но ты же вступил в переговоры?

Мирдлихт холодно улыбнулся:

— Есть разница. Мы силой отняли эти земли у Рима! Потому мы Риму ничем не обязаны. А бургунды эти земли от Рима получили в дар. С обязательством защищать рубежи Рима на этом участке. Честь им не позволит нас пропустить.

— Может быть, — предположил Фарамунд. — Им будет достаточно небольшого сражения?

Мирдлихт понял, покачал головой:

— Нет. Они будут стоять до последнего человека, но нас не пропустят. Они сами долго воевали с Римом, но если дали ему слово, то...

— Понятно, — сказал Фарамунд с великой неохотой. — Тогда бой!

Он старался избегать сражений. Юные воины грезили кровавыми битвами, где обретут честь и славу, а он чувствовал, что самое правильное решение — это быстро захватывать город, хватать там золото, драгоценности, оружие или одежду, все это бросить на телеги и поспешно двигаться дальше. Да, в городе останется много ценного, но всего не схватить: достаточно и того, что за первые пару суток удается изнасиловать всех женщин, напиться, а порой и искупаться в вине, что хлещет из разбитых винных бочек.

За спиной пыльное облако не останавливается. Следом упорно двигаются лохматые люди, похожие на зверей. Они не слезают с седел, там пьют и испражняются, они едят сырое мясо, едят убитых врагов, в то время как благородные франки всего лишь потребляют печень убитых ими воинов, да и то не от голода, а по воинскому обычаю. Те степные люди даже не грабят, они не знают цену золота или чашам из золота, они не отличают красивую женщину с золотыми волосами от своих кривоногих ведьм, они просто сжигают все дома на пути, а женщин убивают, даже не подумав изнасиловать по праву победителей... Они убивают всех, они рубят сады, так как никогда не видели фруктовых деревьев! Это и есть то, что оседлые народы называют концом мира.

Его собственное войско в последнее время жило и развивалось как бы само по себе. Руководили им его военачальники, но можно ли, в самом деле, на кого-то положиться полностью? Громыхало — старый воин, достаточно умелый, но слишком боится состариться и умереть немощным... сам же его когда-то этим напугал. Вехульд — отважен, первым бросается в бой, последним из боя выходит, но чересчур увлекается. Если бы не его чудовищная ловкость и везение, уже быть бы убитому...

Быстро растет молодой Унгардлик. В меру молод, но уже со своим легким отрядом побывал везде, провел сотни боев, его любят, ему верят, за ним идут. Где как клич звучит его имя, там врагов бросает в дрожь, а у своих прибавляется сил.

— Лучники на повозки! — велел он. — Громыхало, поставь свою тяжелую конницу на левый фланг!.. Вехульд, ты на правом. Я возьму с собой ополченцев, выступлю в центре.

— Рекс, они никудышные вояки!

— Вот и хорошо, — недобро сказал Фарамунд. — Нас сразу сомнут, они отступят... а то и побегут. Вы ударите с флангов.

Он поймал на себе пристальный взгляд Громыхало. Но старый воин смолчал, не спросил, что будет с самим рексом, если ополчение дрогнет и бросится бежать к повозкам. Достоинство и воинская гордость не позволят рексу бежать с остальными, но против скачущей конницы не устоит ни один герой...

  116  
×
×