Фарамунд

А Тревор тяжело опустился за стол, вздохнул. Плечи поднялись и опали. Несколько мгновений он не мог говорить. Пугливо вошла молодая девушка, перед Тревором появился пузатый кувшин и два кубка. Она бросала робкие взгляды на грозного конунга, для которого она предназначена на ночь, иначе бы ее уже пропустили через руки всех воинов в селении.

— Промочи горло, — посоветовал Фарамунд. — Раньше ты любил это вино. Или не это, но все равно — любил это дело.

Тревор довольно равнодушно налил себе в кубок, отхлебнул, тут же отставил. Глаза его не отрывались от столешницы.

— Рекс, — сказал он глухо. — Мне очень не хотелось ехать... Ты сам понимаешь... но у меня есть еще и племянница.

Фарамунд ощутил толчок тревоги.

— Что-то стряслось? — выпалил он. — Что с Брунгильдой?

Тревор удивленно вскинул брови.

— Ты ее еще помнишь?.. Прости... Она просит... Нет, она настойчиво требует, чтобы ты обязательно прибыл к ней.

Фарамунд кивнул:

— Хорошо. Через пару месяцев... от силы, через три, я выйду на берег реки, тем самым обеспечу себе все земли по эту сторону. И после чего приеду. Мои военачальники без меня с охраной справятся.

Тревор сказал несчастным голосом:

— Конунг, она настаивает, чтобы ты прибыл немедленно. Понимаешь, она настаивает. Не спеши отвечать! Ты же знаешь, она ждет ребенка. Повитухи заметили, что у нее живот клином! В один голос говорят, что нас всех ждет мальчик! Крепкий здоровый мальчик, которому расширять мечом пределы твоих владений до... я уже не знаю! Он должен появиться через месяц. Если я задержусь в дороге, то могу уже увидеть ее с младенцем на руках!..

Фарамунд заколебался. За окном послышался конский топот, кто-то выругался, звякнуло железо. Фарамунд покачал головой:

— Не могу. А что все-таки случилось? Разве она в чем-то нуждается?

Тревор отвел глаза, пальцы его застыли на кубке. Вид у него был самый несчастный.

— Рекс... если бы я не знал ее раньше... я бы сказал...

— Что?

— ... что она нуждается в тебе.

На миг перед внутренним взором Фарамунда мелькнуло бледное лицо Брунгильды, ее гордо вскинутые скулы, гордый взгляд. В выжженной душе шевельнулось нечто вроде сочувствия, но тут же встало во всей яркости прекрасное лицо Лютеции, ее звездные глаза.

— У нее есть все, — ответил он упрямо. Он сам чувствовал, что в его голосе недостает твердости, но что-то злое, мохнатое, несправедливое шевелилось неспокойно, царапало душу, и он, чувствуя неправоту, повторил громче: — У нее есть все.

Тревор отодвинул кубок, поднял голову. Их взгляды встретились.

— Как скажешь, рекс...

Фарамунд выкрикнул зло:

— Хочешь сказать, что я не прав?

— Не прав, рекс — сказал Тревор прямо.

— Да что ты знаешь... — прорычал Фарамунд, голос задрожал и упал до шепота. Он ощутил, что в глазах снова защипало, а горькие слезы начали наполнять плотины. — Что ты можешь знать... Пусть рожает, ее сына объявлю наследником всех земель. Он примет титул рекса...

— А ты, рекс?

— А мне он нужен? Я для своего племени и так рекс. А он станет рексом и для остальных правителей стран и государств.

Он видел, что Тревор чувствует глубокую тоску в его голосе. Оба некоторое время избегали смотреть друг другу в глаза, наконец Тревор вздохнул:

— Надо быть мужчиной, рекс... и в этом.

— А я кто?

— Ребенок.

— Почему? — прорычал он.

— Прячешься от жизни, — ответил Тревор просто. — Мы все любим Лютецию. А она, там, из своего христианского рая смотрит на нас, и что же, она радуется твоим мучениям? Разве она не желает счастья тебе... и своей сестре? В конце концов, это у нее появится племянник!

Тоска стиснула горло Фарамунда. Он едва смог прошептать, слезы подступили и душили за горло:

— Это мог быть ее сын.

Тревор поднялся, взглянул на дверь. В глазах сочувствие странно смешивалось с осуждением:

— Рекс, жизнь идет! Время лечит любые раны. А если не лечит, то это уже не раны, а язвы.

Глава 37

Тревор уехал в тот же день. Даже не захотел переночевать. Сказал, что успеет доехать до небольшого селения на той стороне реки. Фарамунд с тяжестью в груди проводил его до выхода из дома, вернулся, допил вино. Тяжесть не исчезла, стало горько.

За окном быстро темнело. Высыпали звезды, все еще непривычно яркие, огромные. Пахнуло свежим хлебом.

В ночи послышался долгий протяжный вой. Фарамунд медленно повернул голову в сторону леса. Волк воет на луну, все привычно, но почему воет... не так? Когда его отряд запевает дружную песнь, сразу заметно, кто сорвал голос или болен: за столом ли поют или сидя на конях, а здесь хоть не люди, а весь мир отдался лунной песне: деревья, травы, звезды, лесные звери... но этот волк... он не поет...