Фарамунд

Друид внимательно оглядел рекса, подержал за кисть, прислушиваясь к толчкам крови.

— Но ты был готов?

— Я боялся, — признался Фарамунд. — Меня даже сейчас колотит... ты видишь, как дрожат руки, Я страшился, что успеют напустить другое колдовство. Посильнее! Потому я нанес удар в спину, хотя этот удар буду со стыдом вспоминать всю жизнь.

Друид отмахнулся с небрежностью:

— Правила чести выполнимы только на поле брани. Кто крадется тайком с ножом в руке, тот заслуживает удара в спину. Как будто бы он не ударил тебя сзади!.. Тут другое непонятно... Почему они пришли убить тебя. Раз уж ты не наказываешь за правду, то скажу честно...

— Клянусь, — сказал Фарамунд торопливо. — Еще раз клянусь!

— Прости, но, если правду, то таких властителей, как ты... на этих землях хоть пруд пруди. Захватываются римские гарнизоны, строятся новые крепости... Ты, может быть, чуть удачливее других, потому что пару лет назад о тебе не знали, а сейчас ты... Но все же таких могучих колдунов посылать убить именно тебя... гм... Они ведь с такой мощью могли пробраться и к самому римскому императору! Наверное, смогли бы. Но почему к тебе?

Фарамунд со злостью обрушил кулак на столешницу. Кубки подпрыгнули.

— Если бы я это знал!

Колдун спросил осторожно:

— Я слышал, что ты вроде бы... не помнишь, откуда пришел?

В комнате запахло грозой. Фарамунд ощутил странное напряжение, колдун смотрит внимательно, вопрос задал простой, но Фарамунд ощутил, как внезапно колыхнулось пламя свечей, на миг пригнулись оранжевые язычки в плошках светильников.

— Ха-ха, — ответил он принужденно. — А что надо было говорить?

Колдун спросил недоверчиво:

— Было не так, верно?

Фарамунд ответил как можно небрежнее:

— А что, надо было вот так сразу признаться, что меня ищут за грабеж в доме самого конунга? За кражу золотого ожерелья у его жены? Или на ходу что-то придумывать, когда я почти подыхал?..

Колдун кивнул:

— Да, я тоже не поверил. Но теперь ты можешь сказать?

Фарамунд засмеялся:

— Конечно! Могу, как не мочь. Но не скажу. Хотя, если правду, не так уж и много я натворил. У других на руках крови и преступлений больше...

Он говорил беспечно и весело, и колдун, похоже, поверил, что он просто один из тех многочисленных головорезов, что вывели из себя даже конунга. От гнева властителя, понятно, надо уходить в дальние страны, жить уже под другим именем.

Но все-таки он чувствовал, что друид все равно вернется к явным несоответствиям в его рассказе. Ведь, в самом деле, проще сменить имя, а не сочинять, что от удара по голове ничего не помнит!

Утром они выступили дальше на юг. Войско двигалось со скоростью тяжело груженого обоза. Фарамунд ехал во главе передового отряда. Дорога шла по середине зеленой долины, изумрудной, чистой, ясной, воины восторженно ахали, вот где корма коням, только Фарамунд покачивался в седле суровый, погруженный в думы.

Вехульд, переглянувшись с Унгардликом, выслал вперед еще одну группу. Конунг в таком состоянии, что не сумеет вовремя собраться, если вдруг нападут враги.

А Фарамунд мучительно ломал голову: почему? Почему именно его пытались убить уже дважды таким странным образом? Друид прав, против него поставили таких колдунов, которые смогли бы пройти к могучим владыкам Рима... Или не смогли бы? У того, может быть, свои колдуны на службе. Которые бдят и охраняют от других колдунов.

К исходу второй недели телеги ломались настолько часто, что пришлось разбить уже не временный лагерь на сутки, а добротный, с шатрами. Вблизи отыскалось неразграбленное селение, для конунга выбрали самый просторный дом, велели двум молодым женщинами нагреть воды в большом чане и приготовить постель для важного гостя.

Фарамунд все еще раздумывая над странностями покушения, даже не заметил, как его помыли, вытерли. Женщинам велел убираться, сам рухнул на ложе, глаза в потолок, но едва скрипнула дверь, подхватился как ужаленный, меч до половины выдернул из ножен.

— Кто?

Через порог ступил, сутулясь, грузный человек. Когда распрямился, Фарамунд с трудом узнал Тревора. Старый воин постарел, осунулся, глаза ввалились, а седые волосы поредели, торчали жидкими кустиками.

— Случилось что? — ахнул Фарамунд. — Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!.. Или восхотелось самому искупать меч в римской крови?

Он обхватил Тревора, обнял, но тот почему-то высвободился, сел на лавку. Глаза Фарамунда погасли, вспомнил, что Редьярд был ему троюродным или еще каким-то племянником.