95  

В распахнутые врата влетела на горячем, быстром, как ящерица, коне стройная девушка с черными распущенными волосами. Копыта простучали весело, задорно, а Клотильда, на полном скаку почти лежала на конской гриве. Глаза ее блестели как звезды, а щеки полыхали маковым цветом.

— Госпожа нашлась? — вскрикнула она счастливо. — Где она?

За ней в бург на полном скаку ворвался запыхавшийся воин, которому Фарамунд велел следить за Клотильдой и не пускать ее близко к опасным местам.

Спазмы в груди не дали ему ответить. За его спиной появился мрачный, как ночь над болотом, Громыхало, буркнул несчастливо:

— Вон там... в повозке.

Клотильда негодующе воскликнула:

— Одна?

Конь под ней встал на дыбки, развернулся на задних ногах. Громыхало крикнул вдогонку:

— Там за ней присматривают...

Клотильда соскочила возле повозки, конь сразу отбежал, шмыгнула вовнутрь. Через мгновение оттуда вывалилась женщина благородной крови, словно ей дали пинка. Мгновение она лежала ошеломленная, потом ее подхватили проходившие мимо гогочущие воины, уволокли, на ходу задирая платье.

— Клотильда в ней души не чает, — сказал Громыхало неуклюже. — Она ее быстро поставит на ноги...

— Собрать всех лекарей, — велел сквозь зубы Фарамунд. — Всех колдунов, знахарей, чародеев, всю эту дрянь, что... и положить перед ними на стол горку золота и обнаженный меч. Они поймут!

Не в силах ждать, он тихонько подошел к повозке. Оттуда доносился ласковый убеждающий голос Клотильды, Лютеция вскрикнула лишь однажды, но так жалобно и обреченно, что у Фарамунда заныло сердце. Он прикусил палец, ощутил, как в глазах скапливаются слезы.

Лютеция металась в жару, бредила. Лицо ее блестело, смазанное маслом, Клотильда бережно снимала струпья. Сейчас нежная кожа была в красных пятнах, глаза ввалились. Иногда она поднимала набрякшие веки, ее взгляд скользил по стене, встречался с любящим взглядом служанки, но в зрачках ничего не отражалось. Фарамунд приоткрыл дверцу, впуская больше света.

Клотильда прошипела с ненавистью:

— Что они с нею делали?.. Что делали?.. Рекс, убей их всех!.. Всех убей! Они все здесь виноваты!

Он не мог ответить, опять всего затрясло. Сердце заболело так сильно, что невольно ухватился за грудь, как будто зажимал рану.

— Как... она?

— Прикрой дверцу плотнее!.. Она такая слабенькая, ее любой ветерок погубит.

— Она хоть узнает тебя? — спросил шепотом Фарамунд.

— Нет. Уходи, рекс...

— Я совсем тихо, — пообещал он.

— Зря. Мне приходилось однажды кормить насильно больную маму... Тебе лучше не смотреть.

Он не смог смотреть, как ее кормят насильно, держа за голову и разжимая челюсти, закусил руку до крови. Из глаз покатились крупные слезы, а из груди вырвались хриплые рыдания.

Боль и страдание выплеснулись в припадок дикой ярости. Он схватил меч, ринулся обратно в бург. Челядь уже выползла из нор, суетилась, пытаясь услужить новым хозяевам. Он носился как безумный, убивал всех, а когда в третий раз пронесся по переходам и никто не пал от его меча, закричал страшным голосом:

— Громыхало!.. Вехульд!.. Где родня этого Савигорда?

Появился Унгардлик, крикнул опасливо издали:

— Их держат в сторожевой башне!

— Вывести во двор! Сейчас же!!!

Хмурое небо пропустило луч солнца. На освещенный двор из башни вытащили испуганных жен Савигорда, его детей, начиная от трехлетних и до подростков. С ними гордо шла старуха, высокая и прямая, со следами былой красоты. По осанке Фарамунд догадался, что это мать бывшего властелина бурга и всех окрестных земель.

Их вывели на середину двора. Женщины пугливо овечились, только старуха смотрела надменно и вызывающе. Ее лицо было бледным, но в глазах Фарамунд видел ненависть и презрение.

Ярость захлестывала ему мозг, разламывала череп. Сквозь грохот в ушах он сам с трудом расслышал свой искаженный голос:

— Связать!.. Бросить на землю!

В мгновение ока всех, даже детей, грубо и бесцеремонно стянули крепкими веревками, швырнули оземь. Фарамунд выхватил у Громыхало его боевой молот. Глаза связанных в панике смотрели на него снизу вверх. Дети не выдержали, начался рев.

— А почему... — вырвалось из его груди, — вы тогда молчали?.. Почему тогда не плакали? Когда ее, светлого ангела, терзали?.. Вы все в ответе!

Связанная мать Савигорда плюнула в него, но промахнулась. Фарамунд с силой наступил пяткой тяжелого сапога на рот старухи. Треснуло, а когда поднял ногу, из раздавленных губ бежали струйки крови. Рот провалился, старуха кашляла, давилась собственными зубами, захлебывалась кровью.

  95  
×
×