Фарамунд

Вехульд молча поклонился. Он старался не смотреть в подозрительно заблестевшие глаза рекса. И словно бы не заметил, как у того дрогнул голос. Ушел, через мгновение Фарамунд услышал удаляющийся стук копыт.

Лютеция металась в жару. Лицо ее из смертельно бледного стало восковым, нос заострился, а глаза ввалились. Только губы оставались алыми, с них иногда срывались бессвязные слова. Фарамунд измучился, он все время проводил возле нее, стоя на коленях.

— Приведите их жреца! — взмолился он однажды. — Я приму их веру... я приму любую веру, только бы боги не забирали!.. Я отдам душу хоть богу, хоть демонам, но только пусть она живет и радуется солнышку!..

К его плечу прижималось мягкое плечо верной Клотильды. Оба неотрывно смотрели на исхудавшее лицо Лютеции, у обоих по щекам катились слезы.

В деревнях уже знали от посланных вперед всадников, что их рекс отбил светлую Лютецию, выбегали навстречу, приносили свежий хлеб, сыр, молоко. Главы общин по своей доброй воле выделяли свежих коней, но за двое суток до бурга сильные парни уже выпрягли коней, подхватили легкую повозку на плечи и понесли быстрым мягким шагом.

Фарамунд, как слепой, шел следом. За ним неотрывно следовали крепкие, как быки, старшие братья Вехульда: Тронт и Агахильд, которых он вызвал из родной деревни. Рексу на глаза старались не попадаться, но сами за ним следили неотрывно — у обоих был строгий наказ от Громыхало: следить за хозяином, особенно за его руками. Чтобы он, обезумев, не сделал себе какого вреда, вдруг с Лютецией станет совсем худо.

В последней деревне, что попалась на пути, народ высыпал навстречу. Все с болью и жалостью смотрели, как парни бережно несут почти невесомую повозку, наперебой зазывали к себе отдохнуть, переночевать, совали в руки свежий хлеб, головки сыра, ломти еще горячего, истекающего пахучим соком мяса.

Фарамунд, как сквозь толщу воды, слышал злые выкрики, проклятия по адресу Савигорда и всего его проклятого рода. Все жалели, что убить его удалось только раз, а нельзя достать из ада и убивать снова и снова.

Лютеция истаивала, жизнь уходила по капле. Но временами лихорадочный румянец окрашивал ее желтые впавшие щеки, она открывала глаза. Взгляд ее был невидящим, но Фарамунд вскрикивал от счастья.

— Уже скоро, — молил он. — Уже скачут к тебе лучшие лекари!.. Продержись еще чуть!.. Неужели ты так жестока, что не хочешь увидеть дядю Тревора и Редьярда, которые тебя так любят? Неужели не хочешь дать им тебя увидеть?

Теплая ладонь коснулась его плеча:

— Хозяин, она не слышит.

Клотильда исхудала сильнее Лютеции, нос тоже заострился, а глаза валились. Она не спала ни днем, ни ночью, прислушивалась к дыханию госпожи.

— Слышит, — возразил Фарамунд. — Она должна знать, что... что нельзя нас так обижать!..

Лютеция лежала неподвижно. На миг ему показалось, что она уже умерла. Отчаяние охватило его с такой силой, что он закричал как раненый зверь, с губ сорвались бессвязные слова:

— Я отыскал тебя в этом диком краю!.. Я уничтожил твоих обидчиков... но для того ли, чтобы засыпать тебя холодной землей? И навеки укрыть от людских глаз, от теплого солнышка?

По всему лагерю люди останавливались, прислушивались к страшному крику отчаявшегося человека. У кого-то из рук повалились дрова, у кого-то выпала дичь.

Жрец обходил лагерь, жег палочки из драгоценного дерева, отгонял смерть. Воины сидели у костров хмурые, подавленные. Все были наслышаны о доброте Лютеции, ее кротком нраве, незлобивом характере, все любили ее, и каждый страдал в бессилии, что ничем не может помочь.

Когда в полдень они вышли из леса, перед ними раскинулась долина, что показалась бескрайней. Почти на горизонте виднелся крохотная крепость. Фарамунд вздохнул с облегчением. Вот он, Люнеус! Всего один переход...

От носилок, в которые превратилась повозка, донесся обрадованный вскрик Клотильды:

— Мой господин! Скорее сюда!

Фарамунд в мгновение ока оказался перед носилками. Лютеция лежала с открытыми глазами. Солнечный свет падал ей на лицо. Фарамунду почудилось, что губы пытаются раздвинуться в улыбке.

— Лютеция, — прошептал он, не веря глазам своим. — Ты... ты видишь меня?

— Фарамунд, — послышался легкий вздох.

— Я, — сказал он дрожащими губами. — Это я. Сейчас приедут твой дядя и Редьярд...

— Фарамунд, — повторила она едва слышно. — Фарамунд... Ты все-таки меня нашел.

— Я нашел, — повторил он торопливо. — И больше никому-никому не отдам.