Империя Зла

Глава 9

Из столовой мы возвращались слегка отяжелевшие. Возможно, именно поэтому дообеденно дружная группа теперь разбилась на подгруппки, а вокруг меня вообще образовалась торичеллиева пустота.

Я видел, что меня сторонятся, как прокаженного. Наконец отважный Коган, поглядывая с ужасом, приблизился бочком как краб, сказал приглушенным голосом:

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– Не могу поверить!

– Почему? Только потому, что так называемое общественное мнение считает иначе? Но это общественное мнение совсем недавно забивало ведьм кольями, сжигало еретиков, по весне приносило в жертву самых красивых женщин. К тому же девственниц! Согласитесь, этих все-таки особенно жалко.

Он покачал головой:

– Но крутые меры не ответ! Надо бороться аргументами. Если ты прав, то скажи, переубеди...

Я пожал плечами:

– Это выглядит верным. Я сам раньше так говорил. И верил и говорил. Но я все чаще вспоминаю случай из моего детства... На нашей улице, я жил на окраине в маленьком частном домике, а на окраинах, в отличие от центра, все друг друга знают... так вот, за три дома от меня жил один... умный и образованный человек, хорошо одетый и с красивой речью. Приятный такой, обходительный. Он почему-то невзлюбил нашего соседа, угрюмого и неприветливого слесаря. При каждом удобном случае насмехался, отпускал ехидные шуточки. А так как язык у него подвешен был неплохо, то слесарь скоро стал посмешищем, перестал выходить на улицу, а утром проскакивал на работу под стеночкой, как пугливая мышь. Мы тогда хохотали над ним, глупая и безжалостная толпа. Этот красивый интеллигент буквально вытеснил слесаря отовсюду. Тот даже к водоразборной колонке посылал жену с ведром, чтобы не попасть на глаза ехиде...

Я замолчал, глаза стали отсутствующие. Коган поторопил:

– Ну-ну? Какое это имеет отношение?

– И вот однажды этот слесарь то ли поддал по поводу получки, то ли, наконец, озверел, но когда тот прошелся по поводу его образованности... ну как слесарь отличит Канта от кантаты?.. ухватил его за ворот, шарахнул о стену, дал в морду. Хорошо дал, кровь из разбитых губ залила рубашку до штанов. Тот, понятно, в визг, в крик! Слесаря повязали, протокол, милиция, едва не посадили, отделался пятнадцатью сутками за хулиганство, спасли отличные характеристики с завода. Мы тогда все сочувствовали интеллигенту, помню. Но сейчас вспоминаю другое. Слесарь расправил плечи, встретил интеля еще разок, дал ему обнюхать монтировку и предупредил, что готов сесть лет на пять, а то и на десять, но этой штукой изуродует паскуде рожу так, что ни одна баба не посмотрит. И тот образованный красавец, помню как сейчас, присмирел. Слесарь снова стал ходить в гастроном, гулять со своим двортерьером по улице... Да, тогда мы все были на стороне интеллигента. Сейчас же, когда стал чувствительнее к разным нарушением прав человека... и народов, все лучше понимаю слесаря. Ну не мог он соревноваться с человеком высшего образования в знании манер или классиков! Ну не мог отличить Моцарта от Бетховена! Ну не получил высшего образования в силу каких-то причин. Может быть, из-за бедности родителей, когда после школы приходится идти не в университет, а на завод!.. Да, соревноваться нужно на уровне культуры, аргументов... Но если чужая культура начинает подминать тебя как танк, то ты вправе бросить под него гранату. Да что там вправе, обязан!

Коган спросил настороженно:

– Надеюсь, вы говорите об интеллектуальной гранате? Я пользуюсь вашими терминами, ведь это вы ввели в употребления слова: философские бомбы, идеологические удары...

Я отвел глаза, неловко говорить неприятные слова человеку честному и очень порядочному:

– Не только. Когда заряд интеллектуальной гранаты слаб... мы вправе пользоваться гранатами попроще.

Он отшатнулся в ужасе.

– Вы это... всерьез?

– Когда-то и я плевал на слесаря, – ответил я уклончиво. – И говорил о роли культуры, путая ее с образованностью. А сейчас вижу, что на самом-то деле культуры у слесаря было побольше, чем у того, с высшим. Да, слесарь защитил себя как сумел! Он прибег к последнему аргументу, какой остается у любого. Простите, но сейчас вся наша Россия – тот слесарь.

Когда мы входили в кабинет, на самом большом экране грохотали американские танки, а наш телекомментатор, что изображает умного, вещал с подъемом, будто выкрикивал первомайские лозунги с трибуны Мавзолея: