Империя Зла

– Скифы! Сидели бы на своих лохматых лошадках, так туда же – на воду. Они ж лужи боятся, а тут вышли в океанские просторы.

– Говорят, скифы – романтики, – поддакнул второй офицер.

– А что это?

– Ну... гм... такая дурь, когда чего-то хочется, куда-то тянет...

Кремер с удовольствием слушал этих сильных здоровых мужчин, их жизнеутверждающий гогот, смотрел на сытые румяные лица, сам фыркнул на объяснение последнего офицера:

– Пива? Мяса? Женщин?..

– Да нет, – попытался объяснить офицер, у которого в личном деле был такой минус, как учеба в Иллинойском университете, где он посещал филфак. – Это когда хочется чего-то... высокого...

– Ого! Как наша статуя Свободы?

– Нет, не в материальном... Большого и чистого... только не посылайте меня мыть вашу машину, сэр! Это не мне хочется, а варварам. Это не выразит словами, ибо эта жажда высокого и чистого... нематериального, что ли...

Командующий отмахнулся:

– Ну, тогда им хана. Мир материален.

Глава 26

По телевидению с утра во всех новостях показывали окровавленные тела двух женщин. Пьяный слесарь расстрелял тещу, а потом и жену. Телекомментатор, захлебываясь от возможности уесть Кречета, торопливо вещал, что слесарь получил доступ к пистолету благодаря бесчеловечному указу президента о свободной продаже оружия.

В кабинете Кречета все экраны, как всегда, работали, Черногоров хмурился, а Сказбуш приговаривал:

– Ничего-ничего... На два-три убийства в сутки больше – это нормально. А пока что все те же пять убийств по Москве, как и раньше.

– Еще не освоились, – предупредил Черногоров. – Да и не так уж много оружия раскуплено. А что будет потом?

На двух экранах шел репортаж о новых возможностях приобретения оружия в личное пользование. По указу президента его теперь продавали прямо с воинских складов. Это упростило процедуру, а единственное, что от военных требовалось, так это накалывать на штырь справки покупателей об их психической полноценности и несудимости.

Деньги шли прямо в воинские части, что подбодрило военных, обрадовало массы населения, и разозлило чиновников, мимо которых проплыли миллиарды рублей. Правда, в бюджет тоже не поступили эти деньги, но военные вздохнули свободнее.

Юристы осаждали кабинет Кречета, доказывая какие злоупотребления могут совершаться при продаже. Кречет ярился, ибо, когда спрашивал, что те предлагают, натыкался на тупое: запретить, не разрешать, сперва все выяснить, просчитать и согласовать... что при расейской медлительности обещало растянуться еще на пару тысячелетий, а потом быть похороненным за полным исчезновением как России, так и русских.

Из этих юристов большая часть была, конечно же, на содержании тех или иных групп, но Кречет с изумлением обнаружил и несколько прекраснодушных идиотов. Оторвавшись от реалий, они творили прекрасные законы, которые работали бы прекрасно, если бы применить их, скажем, на Марсе или Тау Кита, где народ богаче швейцарцев, спокойнее финнов, зиму спит в берлогах, а летом сидит на деревьях и чирикает.

– Богат расейский народ талантами, – сказал он с чувством. – Как только его мордой об стол ни били, потом о стену, о столбы, а затем рылом в грязь,... а они то коммунизм строят, то царство божье на земле, то капитализм с человечьим лицом!

– В отдельно взятой губернии, – вставил Коган.

– Если бы! Я бы их всех тогда в Магадан, пусть строят.

– А как же законы?

– При резких поворотах, – сказал Сказбуш наставительно, – нарушения законности неизбежны. Она и так нарушается везде, как в ваших хваленых Штатах, так и в Израиле, о котором вы как-то странно помалкиваете.

– Например? – спросил Коган, лицо его вытянулось.

– В вашем Израиле... или в Штатах, не помню, да какая разница, это ж одно и то же, вчера судили каких-то двух грабителей... Одному пять лет припаяли, другому – четыре! Разве не навскидку?

Коган ощетинился:

– Почему навскидку?

Сказбуш покровительственно улыбнулся:

– Я бы поверил, если бы одному дали, скажем, пять лет, два месяца, четыре дня и шесть часов с минутами, а другому – четыре года, одиннадцать месяцев, три дня и сколько-то там часов с минутами. А так, разве не приблизительно?.. Ага, дошло. А еще министр финансов! Виктор Степанович, может Коган и не еврей вовсе? Прикинулся, чтобы к деньгам поближе?

Краснохарев пробурчал, демонстрируя полное отсутствие расовой заинтересованности: