95  

Юсуф слушал с брезгливостью. Все в руке Аллаха, он в любой момент может переменить все знаки на небе, и то, что вчера предвещало беду, сегодня может означать удачу. Потомок старинного рода, он получил образование в Гарварде, но как гласит мудрость предков, хотя в не ту среду попал кристалл, но растворяться в ней не стал: кристаллу не пристало терять черты кристалла. Юсуф и с дипломом престижного Гарварда остался правоверным мусульманином, а жизнь среди погрязших в скотстве полулюдей, лишь укрепила в правоте пути, начертанного Аллахом, да будь благословенно имя его ныне и во веки веков.

Здесь и по ту сторону его знали как самого беспощадного из мюридов, жестокого и бескомпромиссного командира лучшего из отрядов федаинов. Он не знал поражений, израильтяне за его голову назначили огромные деньги, но Юсуф не зря учился в США и побывал в Европе: он знал, как мыслят эти полулюди, и успешно обходил все ловушки и западни. За ним тянулся след из расстрелянных, за ним горели дома и посевы кибуцев, а израильские вдовы горестно вздымали руки и сотрясали небо воплями, взывая к своему жестокому Яхве.

Сейчас они втроем лежали в укрытии, далеко выдвинувшись впереди своих позиций. Фаттах старательно осматривал в бинокль все подозрительные места, темные пятна, Хыкмет больше следил за кружащимся орлом в небе, по движению крыльев стараясь угадать, что предвещает им день.

Юсуф просто лежал, как он считал, ни над чем не ломая голову, сливаясь с этим миром, впитывая вспотевшей гимнастеркой на спине солнечный жар, чувствовал себя сыном этой скудной выжженной земли, некогда богатой лесами и реками, но пришли проклятые иудеи со своими козами, те выбили копытами даже корни трав, и вот теперь пустыня, знойные ветры перемещают горы раскаленного песка, засыпая последние оазисы. Только и радости, что накроет заодно и проклятые земли проклятого Израиля, где живут проклятые иудеи...

В нагрудном кармане негромко звякнуло. Юсуф, не глядя, тронул пуговицу, прозвенел тонкий голос:

– Юсуф, это Абдулла. Горестная весть, доблестный Юсуф, взмахнула над нами крыльями...

– Что стряслось?

Голос мялся, сквозь тонкую ткань гимнастерки рвались настолько слабые звуки, что Юсуф в нетерпении выудил двумя пальцами сотовый телефон, последняя модель, размером чуть больше зажигалки:

– Говори громче! Что стряслось?

Из крохотной мембраны донесся все такой же слабый голос, тонкая ткань гимнастерки не виновата, растяпа в самом деле мямлит и мнется:

– Юсуф, моих людей больше нет.

– Что? Повтори!

Далекий голос стал громким, словно человек стоял рядом, теперь Юсуф ясно слышал ярость и сдерживаемые слезы:

– Весь отряд погиб. Мы выполнили все, склад взорван, но на обратном пути попали в засаду. Это были люди Иуды Бен-Йосефа... Надеюсь, мы дали им бой, достойный мужчин. Когда я уходил, меня преследовал только один уцелевший израильтянин. Это был сам Иуда...

Юсуф задохнулся от приступа слепой нерассуждающей ярости. Голос что-то бубнил о коротком бое, где наверняка погибли все израильские солдаты, теперь в проклятой стране будет женский плач и причитания, но Юсуф с такой силой вдавил кнопку «NO», что внутри коробочки затрещало.

Хыкмет воскликнул встревожено:

– Велик Аллах, что с твоим лицом?

Юсуф, не отвечая, отполз назад, добрался до мелкого окопчика, бегом вернулся в расположение своего отряда. Бойцы нехотя поднялись при его появлении. Сброд, где на одного истинного борца по трое мерзавцев, которые не умеют и не хотят работать. В Сопротивлении тоже не блещут, предпочитая ходить подальше от окопов, обвешанные оружием с головы до ног, куражиться над мирными жителями, требуя, чтобы им, как проливающим кровь в борьбе с проклятыми иудеями, оказывали особые почести.

– Где тот проклятый иудей? – прорычал Юсуф. – Которого захватили вчера?

Один из бойцов, Абдул, проронил небрежно:

– Там, связанный. Ждет, когда обменяют.

– Обменяют? – рыкнул Юсуф. – Кто сказал, обменяют?

Абдул наконец увидел в каком состоянии их командир, вытянулся, сказал уже четче:

– Ему сказали, что выменяют на двух, а то и троих наших братьев, что томятся в израильских тюрьмах.

Юсуф прохрипел, чувствуя как красная пелена ярости застилает взор:

– Мы не проклятые иудеи, что выторговывают каждый шекель! Привести этого сына осла и шакала!

Израильтянина приволокли, встряхнули, сорвали повязку с глаз. Ослепленный, он щурился, жалко мигал, но когда увидел фигуры арабов, гордо выпрямился, попытался расправить плечи, но руки туго скручивала веревка.

  95  
×
×