Артания

Голос его прервался, из широко раскрытых глаз потекли слезы. Придон замер, впервые видел, чтобы его железный брат плакал. А слезы все бежали и бежали.

– Она умоляла не бросать ее, – выговорил Скилл чужим голосом, тот дрожал и прерывался, – а я метался по Степи и слал ей страшнейшие проклятия за ее измену, за ее черное сердце, за ее….

Женщина вздрогнула, впервые Придон услышал ее голос, тихий, но исполненный силы и нежности:

– Не надо вспоминать. Мы снова вместе. Теперь даже смерть нас не разлучит.

Скилл замолчал, рифленые желваки выступили остро, зло, а в глазах полыхнула безумная ненависть. Придон и сам сжимал кулаки: если бы попался тот, кто проделал с его братом такое, рвал бы голыми руками на куски.

– Словом, – закончил Скилл погасшим голосом, – годы шли. Ее сумели выдать замуж. За богатого и знатного человека. За достойного. У нее уже был ребенок… мой ребенок, но тот человек принял его как сына. И воспитывал как сына. Так жили несколько лет… Но ее муж был тяжело ранен в схватке с горными племенами, проболел год и умер. Тогда она решила вернуться в свой старый дом. Ее удерживали, после смерти мужа все его владения принадлежат ей, там богаче и зажиточнее, но она, как будто ведомая рукой богини, сперва прислала в Куябу слуг подготовить дом, потом приехала и сама… Вот и вся моя история, брат. Я артанин, потому не могу явиться открыто. Я старший сын тцара, я – наследник трона, потому не могу взять в жену куявку, это либо вызовет восстание, либо недовольство в войсках… Но я еще и человек, брат мой! Потому я прихожу сюда, прихожу тайком. Здесь единственная женщина, которая владеет моим сердцем. А теперь еще и мать моего сына. И сын… Ты видел, какой богатырь?

Глава 5

Утром он тщательно скоблил острым ножом щеки и подбородок перед огромным зеркалом, настолько ясным, что протягивал руку, чтобы потрогать стоящего в глубине человека. Всякий раз пальцы натыкались на пальцы двойника. Дважды он пытался обмануть его; делал ложные выпады, но как ни хитрил, двойник успевал повторить каждое движение.

Однако в глубине души оставалось неясное чувство, что если он сумел бы двигаться быстрее, то двойник не успел бы, не успел…

И вот сейчас он скоблил щетину на щеках и подбородке, всматривался в суровое мужественное лицо двойника. Все то же, что видел в прошлый раз, только на скуле крохотный белый шрамик да над переносицей появилась продольная морщинка. Из-за нее он сам кажется себе задумавшимся, но пусть задумываются волхвы и маги, а воины должны жадно тянуться к топору, лицо же подставлять ветру и надвигающемуся простору!

Явился слуга, сказал с поклоном:

– Доблестного героя ждут в обеденном зале… Придон встрепенулся:

– Тцар приехал? Слуга развел руками:

– Еще нет. Но ждем сегодня. Что поставить на стол к вашему приходу?

– Ничего, – ответил Придон решительно. – Неси сюда. Я поем здесь.

Слуга развел руками, на лице проступило огорчение, словно был очень даже заинтересован вывести артанина и усадить за общий стол, но спорить не посмел, удалился.

Придон поплескал в лицо водой, вытерся, в это время дверь отворилась, трое слуг с широкими подносами начали перегружать еду на его стол. Лица бесстрастные, но в глазах удивление, ведь герой мог бы, пользуясь случаем, за общим столом завести новых знакомых, укрепить старые связи, завести новые…

Придон перевел дух, опасался, что возникнут сложности. Кто этих куявов знает, а то и вовсе есть не дадут. Мысли перескочили к Скиллу, но тут же, словно ударившись о раскаленную наковальню, отпрыгнули. Если думать, надо что-то решать, а что – непонятно. Пусть разбираются сами. Скилл – старший. Он умный, мудрый, рассудительный. Разве не признался Аснерд, что все походы в Куявию отважные артанские удальцы совершают даже не ради злата, а из-за куявских красавиц? Это их стараются все похитить, увезти, добыть…

Пусть Скилл выпутывается сам. Ему даже труднее, чем ему, Придону. Здесь он добивается Итании открыто. И получит ее под обозленные крики куявов при всех. Вскинет на седло и увезет, как богатую добычу. Открыто, при всех.

Больше половины того, что переставили ему на стол, он не знал. Пахло одуряющее. Но не по-артански ублажать себя едой, и он просто ел все это благоуханное, даже жрал – с хрустящими корочками, запеченное, изысканное, созданное ценой огромных усилий и соблюдения сложнейших рецептов, жрал… как если бы складывал в желудок наспех зажаренное на костре мясо оленя.