Артания

Она осторожно присела рядом, осмотрелась, прихлопнула ладошкой то, что показалось пробивающимся сквозь глину ростком, но это оказался всего лишь мелкий камешек.

– Ты не знаешь?

– Я многого не знаю, – сообщил он. – Ну и что? Скажи, буду знать.

– Есть безволосые, – прошептала она жарким шепотом, – есть, наоборот, с корой вместо волос… Есть с черной шерстью на груди, эти вообще по ночам обертываются волками…

– А безволосые?

– Безволосые уходят в озера, – сказала она, сильно вздрогнув. – А те, что с корой, пускают на ночь корни. Когда стареют, так и остаются, понял? Постепенно превращаются в деревья. Мы таких уже встречали, ты не замечал…

Он запоздало вспомнил, что от некоторых деревьев она шарахалась в непритворном испуге, кивнул, стараясь не выглядеть слишком уж испуганным, сказал негромко, голос держал ровным:

– Раньше только слышал, а теперь встретил. То-то дубину о них изломал, а им хоть бы хны!.. А безволосые, понятно, превращаются в озерных и болотных чудищ?

– Да. А говорил, что не знаешь! Он зябко передернул плечами.

– Теперь знаю. Спи.

Утром Цветок хотела вернуться в деревню, попросить еды, но Придон потащил дальше. Днем сквозь тучи иногда просвечивало мутное пятно солнца, и, хоть карта потеряна, он помнил, что если держать солнце справа, то через два-три дня подойдут к Черному Капищу. Если очень хочется есть, то по дороге что-то да удастся изловить или пришибить камнем или палкой.

Шли до полудня, измучились, даже Цветок устала от непривычки: под ногами вместо мягкого пружинящего мха твердая земля, больно бьет в подошвы. Зверьки шныряют очень быстрые, юркие, удалось поймать и съесть несколько гусениц, кузнечиков да жуков. Еще Придон обнаружил в кустах птичьи гнезда с яйцами, напились вдоволь, сразу ощутили, как откуда ни возьмись хлынула сила, наполнила мышцы.

Теперь без остановок шли, почти бежали, до заката. В лесу темнеет быстро, потому Придон, чтобы впотьмах не искать место для ночлега, выбрал посреди полянки широкий пень, словно срезанный пилой, опустился со вздохом облегчения… пень с готовностью развалился. Придон провалился в коричневую влажную труху. Тысячи огромных красных муравьев тут же набросились, как на большого жирного червяка.

Он в панике вскочил, отбежал, отряхивался, забыв про смертельную усталость. К счастью, муравьи, отогнав зверя, бросились спешно уносить в подземелья нежные белые личинки и куколки, иначе быть бы ему позорно загрызенным не драконом, а крохотными муравьями!

Оглянулся, таких крупных никогда в Артании не видел, там муравьи и помельче, и посуше, носятся как стремительные молнии, а здесь быки, а не муравьи…

Следующую валежину выбирать сил не было, присмотрел рядом место, вроде бы чистое, опустился прямо на землю. Снизу тянуло холодным и влажным. Когда оперся локтем о землю, там сразу образовалась ямка и выступила гнилая, дурно пахнущая жижа.

Цветок спросила сонно:

– До утра?

– Спи, – ответил он.

– А ты?

– Я тоже… скоро.

– Ты не уходи, – предупредила она. – Мне без тебя будет…

– Страшно?

– Да, и страшно тоже.

Она свернулась калачиком и сразу же заснула. Ее лицо стало милым, детским, только губы капризно надула, даже нахмурилась, кулачки у подбородка, колени тоже подтянула так, что может стиснуть ими уши. Придон прислушался к ее тихому сопению. Отважная девчонка, могла бы остаться, но и среди женщин, видимо, рождаются такие неспокойные, что не могут усидеть на месте, если подворачивается возможность убежать в новые края.

Он лег, закинув руки за голову, долго старался заснуть, но сон не шел, сердце стучало ровно и сильно. Перевязь с рукоятью меча передернул под левую руку, чтобы не давила в спину, привычно пощупал справа, подумал, что, пока не добудет топор, надо выломать дубину покрепче.

Не сразу ощутил, что на поляне есть еще кто-то, а когда ощутил, сказал себе, что снова мерещится. Перед глазами уже вместо каждого дерева зрится по два-три, а этот шорох и эти призрачные фигуры видел с самого начала, едва вошел в этот зачарованный лес.

Но шорох и шепот становились громче. Начал различать слова, но и раньше их различал, начиная с детства, когда лежал на грани сна и яви. С пробуждением гаснут, истончаются, а сквозь призрачные силуэты людей и диковинных зверей всегда проступает шелк родного шатра…

Дрожь прошла по телу. Ему почудилось, что его тела касаются холодные пальцы. Резко повернулся, все еще убеждая себя, что все от усталости, в голове никак не закончится камнепад, а чувства лгут…