Предпоследний герой

– То есть сейчас ты отвезешь меня в гостиницу – а потом поедешь к себе? – недоверчиво спросила Настя.

– Нет. Останусь под твоим окном и буду петь серенады. Пока портье не вызовет полицию.

Настя покачала головой:

– А ты изменился, Женя… Ты впервые в жизни говоришь со мной, будто с равной.

– А раньше я как с тобой говорил?

– Свысока. Снисходительно.

Он серьезно взглянул на нее. Осторожно накрыл ее ладонь своей крепкой рукой:

– Ты повзрослела, Настя. И я… Я больше не чувствую, что я старше тебя и умней.

…К столику подошел официант. Тревожно взглянул на Женю, что-то спросил у него по-итальянски.

– Чего он волнуется? – удивилась Настя.

– Боится, что отбивная тебе не понравилась. Ваша дама, говорит, ест без аппетита.

– Беллисимо, – заверила Настя официанта. И сказала Эжену: – С тебя, кстати, должок. Давай мороженое мне заказывай. А то во «Флориане» оно так и растаяло…

Арсений

Москва. Март 1991 года

Одиночество – грустная вещь.

Особенно по утрам.

Арсений прошелся по пустой квартире.

Тишина и одиночество давили. Рыбки безмолвно тыркались в аквариуме. В раковине кисла два дня не мытая посуда. Две шеренги пустых бутылок в углу стояли немым укором.

На стене кухни висела одна из немногих принадлежащих им в этой квартире вещей – большая черно-белая фотография. На ней было трое – здесь же, на этой самой кухне: Настя, Коленька и он, Арсений. Фотограф, специально приглашенный мастер портрета из «Советской промышленности», ухватил яркую сценку: Настька чистит картошку. К ней на секунду прижался Николенька – подбежал, оторвался от игр – и от этого лицо Насти озаряется ласковой улыбкой. А он, Арсений, говорит в этот момент по телефону – однако тоже на секунду оборачивается на оклик фотографа: «Улыбочку!» Все трое в движении, все вроде заняты каждый своим делом – но на фото отчего-то видно: они – одна семья; и они, все трое, любят друг друга…

Арсений не спеша заварил кофе. Он вдруг явственно вспомнил, какая обычно царила здесь, на кухне, поутру суматоха. В ту пору, когда Настя и Коленька были с ним.

…Из репродуктора гремит передача «Опять двадцать пять». Николенька нехотя пьет какао. Настя поторапливает: «Пожалуйста, Коленька, побыстрей!… А то опоздаем в садик!…» – при этом она успевает краситься, носиться по квартире в поисках колготок или кофты, чистить сапожки… А он тоже спешит на работу – и злится, что дома – суета, гам, беспорядок…

Ну вот, он и добился того, о чем порой втайне мечтал: никто не путается под ногами… Только оказалось, что одиночество – оно хуже. Гораздо хуже, чем он представлял.

Арсений с тоской поглядел на фотографию, запечатлевшую, с выдержкой одна пятисотая секунды, одно мгновение из жизни их семьи.

Две миллисекунды их семейного счастья. Всего один миг из далеких времен.

Именно сейчас понимание того, что тогда он был счастлив, было особенно острым. Понимание того, как он был счастлив именно потому, что рядом с ним находились Настя и Коленька.

Он допёр до этого, увы, только тогда, когда оказался и без него, и без нее.

Один.

Раньше он порой мечтал о том, чтобы остаться одному. И считал, что одиночество спасительно и соблазнительно.

Ни перед кем не отчитываться. Встречаться с кем попало. Пить с кем придется. Спать с кем заблагорассудится.

Но теперь, когда он оказался один, выяснилось: никакие соблазны, запрещенные мужу и отцу (и вроде бы разрешенные ему, свободному мужчине), – его теперь не прельщают.

Хватит уже!… Насладился. Он сыт по горло. И пьянкой, и гулянкой.

…Арсений допил кофе – и придвинул к себе телефон.

Решительно набрал рабочий телефон Насти.

Теперь он больше не ревновал. Он простил ее. И за то, что у нее что-то с кем-то было, и за то, чего, возможно, и не было (а он додумывал или подозревал).

Тем более что теперь, после его ночи с Милкой, они с Настеной вроде бы квиты.

Больше того: сейчас он был готов простить Насте все на свете. Просто вообще – все. Лишь бы она оказалась рядом. Он даже через гордость свою готов был переступить!…

Так что подумаешь, подвиг: ей на работу позвонить.

После серии длинных гудков немолодой женский голос сухо сказал в трубке:

– Я слушаю.

– Пожалуйста, Анастасию Капитонову.

Сердце забилось часто-часто, изо всей силы. Во рту мгновенно пересохло.

– Кто ее спрашивает? – осведомился телефонный голос.

– Муж, – сухо бросил Арсений.