Стервятник

В Зойкиной комнате работал телевизор, снова доносилась заокеанская мова с гнусавым дубляжом. Вздохнув, Родион совершил прогулку в туалет, критически обозрел поцарапанный живот – черт бы побрал ее брильянты, весь пуп изодрали! – и решил податься на разведку, непринужденно выяснить настроение противника, сиречь любимой некогда женушки, – просто так, от нечего делать, он не опасался никаких разборок. Не без удивления вдруг понял, что не ощущает ровным счетом никакой закомплексованности, все прежние привычно-зудящие неудобства, проистекавшие из положения принца-консорта, куда-то улетучились. Это было так ново и неожиданно, что Родион почувствовал себя моложе, в походке появилась этакая фривольная легкость. Неужели достаточно ощутить на поясе приятную тяжесть оружия?

Как и вся квартира, ванная была громадная, с высоким потолком – во времена товарища Сталина царили контрасты, либо бараки, либо размах и простор, третьего, кажется, и не было. Что, впрочем, на фоне мировой истории никак не являлось чем-то оригинальным…

Вот только санузлы даже в роскошных по тем временам квартирах делали совмещенными, однако Раскатников-дед еще до появления Родиона на свет божий не пожалел денег и трудов, разделив капитальной стенкой собственно ванную и собственно сортир. Герой польского похода преследовал в первую очередь, честно признаться, собственную выгоду – любил по примеру многих российских интеллигентов посидеть на унитазе полчасика с познавательным чтением в руках…

Бесшумно отворив высокую дверь, Родион просочился в ванную. На полу, кое-где заляпанном пушистой белой пеной, лежала груда простыней и рубашек, шумела машина, Лика, в любимом черном халатике с золотыми драконами, что-то старательно полоскала в ванне – работящая, домовитая женушка, глянет со стороны непосвященный, узрит идиллию…

– Явился, гуляка? – громко спросила она веселым голосом, не оборачиваясь. – Это кого же ты возил за полночь? Стриптизерок из «Жар-птицы» по домам вдумчиво доставлял?

– В аэропорт ездил, – сказал он самым естественным тоном. – Хороший клиент подвернулся.

– Ну, на зубную пасту себе заработал, и то ладушки… Молодец ты у меня, рыночный мужик. Иди на кухню, я там в приступе опрощения супчик изобрела, мы с Зайкой живы пока, так что есть можешь смело…

И, каким-то неведомым образом дав понять, что аудиенция закончена, еще энергичнее заработала локтями. Русый короткий хвостик, перехваченный резинкой, подпрыгивал на спине.

Глядя ей в затылок, Родион представил, как приставляет дуло чуть пониже хвостика, отведя его стволом, медленно, плавно нажимает на спусковой крючок. Совершенно отстранение, словно речь шла о научном эксперименте, подумал: «А вот интересно, череп разлетится или все будет чище?» Эта мысль, холодная и сладострастная, ничуточки его не ужаснула, не удивила даже.

Он остался стоять у двери, глядя на жену тяжелым, новым взглядом. Она старалась со всем прилежанием, водя намыленной рубашкой по рокочущей волнистой доске, подол коротенького халатика то и дело подпрыгивал, смуглые от искусственного загара ноги были обнажены на всю длину и более того – и его мысли приняли новое направление, просыпалось желание, отчего-то стройные ноги жены перед мысленным взором причудливым манером сочетались с образом прекрасного германского пистолета, Родион явственно видел, как, приставив ей к виску дуло, заставляет повернуться к нему, опуститься на колени, и, не отнимая дула, сжав другой рукой в кулаке девчачий хвостик русых волос, пригибает ее голову к напрягшемуся достоинству, с наслаждением слушая испуганное хныканье…

Прилив возбуждения пронзил поясницу острой судорогой. Родион отступил назад, тихонько запер дверь на задвижку и двинулся к жене, чувствуя горячие удары крови в висках. Все лицо пылало. Положил ей руки на бедра, прижимая к себе. Лика недоуменно дернулась, выпрямилась, он не дал ей повернуться к нему лицом, прижал еще теснее, запустил руки под халат, ощущая бешеный прилив сил, провел ладонью по плоскому, совсем девичьему животу, грубо, по-хозяйски, опустил руку ниже. Когда правая рука замерла на ее груди, Лика знакомо встрепенулась, закинула голову, услышав ее учащенное дыхание, Родион рванул поясок халата, повернул к себе и стал теснить к стене. Она ошарашенно подчинялась, закрыв глаза. Прижав ее к стене, словно распяв, Родион, не в силах избавиться от мысленного образа черного пистолета, взял ее удивительно ловко и быстро, с первой попытки. Он не спешил и не был груб, но прекрасно понимал, что насилует Лику самым бесстыдным образом. А вот она этого, кажется, и не понимала, обхватила его спину, выдыхая со стоном: