Басилевс

Пройдут годы, и на этой же горе, держа в руках чашу с ядом, Митридат вспомнит и этот день, и глаза верного Гордия, и громовое знамение, услышанное, но не понятое – ибо наши судьбы на коленях богов. Воистину – так.

ГЛАВА 2

Пантикапей встречал послов царя царей припонтийской Скифии престарелого Скилура. Стояли ясные теплые дни ранней весны, и проснувшаяся от недолгого зимнего сна степь уже успела сменить лохматую прохудившуюся шубейку серо-ржавого цвета на рытый зеленый бархат праздничной хламиды. Высокое прозрачное небо над столицей Боспора сверкало, словно драгоценный сапфир, а утреннее солнце, улыбчивое и мягкое, как женские ладони, стелило по морской лазури тканую ясным золотом дорожку. Отмытый дождями город с его белокаменными дворцами и храмами издали казался диковинным огромным цветком, выросшим среди прибрежных скал.

Посольский караван был, на удивление видавших виды пантикапейцев, многолюдный, богатый и пышный. Если до сих пор номады присылали для переговоров в лучшем случае какого-нибудь захудалого номарха с десятком воинов охраны, угрюмых звероподобных дикарей в замызганной одежде, и раба-переводчика, то теперь во главе посольства стоял Палак, соправитель Скилура, а сверкающую начищенными панцирями свиту возглавлял один из самых известных военачальников Зальмоксис, тоже сын царя скифов. Воины в свите были из знатных семей, все как на подбор рослые, надменные, закаленные в битвах. С высоты дорогих тонконогих аргамаков они снисходительно посматривали на толпящихся вдоль дороги обывателей, с нескрываемым ужасом пялившихся на страшные трофеи скифских воинов – многочисленные скальпы поверженных противников, украшавшие уздечки коней. Добытое в набегах воинское снаряжение эллинских гоплитов было богато разукрашено накладным золотом, а конская сбруя потрясла воображение городского демоса обилием драгоценных камней, вмонтированных в кожаные ремешки. На плечи Палака был наброшен алый палудамент, а Зальмоксис щеголял в атласных шароварах, украшенных золотым шитьем.

Кавалькада всадников железной змеей проползла по улицам Пантикапея и исчезла за воротами постоялого двора, где номадов ждала трапеза и короткий отдых – прием у царя Боспора был назначен пополудни. Любопытствующие граждане Пантикапея, вольноотпущенники и рабы постепенно разбрелись по своим делам, горячо обсуждая увиденное и теряясь в догадках, а у ворот посольского пристанища появилась охрана – с полсотни отборных воинов царской спиры.

Перисад с трудом сдерживал волнение: от того, как пойдут переговоры, зависело будущее Боспорского царства. Огромный форос, выплачиваемый варварам, истощил казну, постоянные стычки на рубежах хоры Боспора, временами переходящие в настоящие сражения, уносили жизни многих колонистов, а из-за этого приток чисто-кровных эллинов из метрополии иссякал на глазах. Да и то не становилось панацеей – вновь прибывшие были в основном людьми беглыми, ворами, убийцами и пройдохами, а почтенных, добропорядочных граждан можно было пересчитать по пальцам. Пантикапей оказался переполненным миксэллинами, меотами, оседлыми скифами, колхами и другими многоязычными варварами, мало заинтересованными в процветании государства; они становились источниками смут, пьянства, разврата и диких побоищ, из-за чего состоятельные горожане по вечерам боялись нос высунуть на улицу.

Зал царских приемов украсили свежей зеленью, и пряные запахи степного разнотравья приятно щекотали ноздри вольных сынов скифской равнины. Палак блистал дорогой одеждой, сшитой из персидских тканей, и золотыми украшениями такой цены, что на них можно было купить половину Пантикапея. Его кафтан был подпоясан широким боевым поясом из халибского железа, начищенным до нестерпимого блеска и украшенным чеканкой, изображающей подвиги Геракла. В руках скифский царевич держал древний бронзовый клевец с навершием в виде орлиной головы, тотэма рода Скилура – знак неограниченной власти над подданными, а в данном случае означающий посольские полномочия первостепенной значимости.

Будь здесь Эрот или купец Аполлоний, они, пожалуй, с трудом узнали бы в зрелом широкоплечем муже румяного юношу, вызволившего их от разбойников Фата. Быстрые серые глаза Палака потяжелели, и временами сверкающая в них синь уже казалась не отражением полуденного чистого неба, а блеском разящего клинка, покидающего ножны. Высокий лоб перечеркнула поперечная складка, а во все еще густых и длинных темно-русых волосах кое-где заплутались паутинки ранней седины. Фигура соправителя царя скифов дышала спокойной, уверенной силой и мужественностью, отличающей человека зрелого, бывалого и обладающего высоким положением, позволяющим повелевать и властвовать.