– Не твое дело! – огрызнулась Настя. Гнев не затуманил ей сознание, и мысль о том, что обеляет и ее, и Арсения в глазах Эжена, вдруг пришла ей в голову. – Да ведь о том, где ты сейчас проживаешь, и твоего нынешнего имени, и как нынче зовут мою мать, никто из нас не знает. Ни я, ни Арсений тем более.
– Не знаете, – согласился Эжен. – Но, наверное, могли узнать. Если б захотели.
– Откуда, боже ты мой?!
– Неисповедимы пути Господни. Но я догадываюсь.
– О чем же, интересно?
– Ну, от моей супруги, например, – от твоей матери. Ей ведь теперь уже, – усмехнулся Сологуб, – все равно.
– Да нет же! – выкрикнула Настя. – Мы даже не виделись с ней!
– А Арсений?
– Арсений!.. Да последний человек на всем белом свете, с кем захочет встретиться моя мать, – это Сенька.
– Скажи, у кого есть ключи от твоей квартиры?
– А почему ты спрашиваешь?
– Не надо отвечать вопросом на вопрос. Просто – скажи. Пожалуйста.
– Ну, у меня, конечно. У Николеньки. У Арсения, опять же. А при чем здесь это?
– У Арсения… Опять у Арсения… – задумчиво протянул Эжен.
– Да что ты к нему-то привязался?! И при чем здесь моя квартира?
– Простая вещь: электронное письмо было отправлено с ай-пи-адреса, установленного у тебя дома.
– О господи, – только и выдохнула Настя. – Вот оно что… Теперь я понимаю…
– Что?
– Ты знаешь, ведь у меня вчера украли сумку. У нас на даче. А в ней – документы, паспорт, все! И ключи от моей квартиры в том числе.
– Вот как! Интересно! Когда, ты говоришь, ключи твои утащили?
– В ночь с пятницы на субботу.
– А точнее?
– Часов в одиннадцать вечера я уснула, и все еще было в порядке, а обнаружила пропажу около восьми утра.
– Та-ак… Замки в квартире ты поменяла?
– Да, сразу же. Прямо вчера утром, когда кража обнаружилась. Я позвонила Арсению, и он… – Она осеклась.
Сологуб удовлетворенно хмыкнул.
– Н-да, опять на передний план выступает Арсений.
– Перестань! – воскликнула она. И перешла в контрнаступление: – А когда, кстати, письмо-то о тебе отправили? Ведь всегда известно точное время!
– Я не знаю. Я сам письма не читал. О нем мне рассказали. Через третьи руки. Я не могу требовать, чтобы мне еще дали точную дату.
– А когда тебе рассказали?
– Сегодня утром. Так что письмо могли отправить вчера. И третьего дня. И неделю назад. Итак, еще раз пройдемся по кругу подозреваемых. Кто мог воспользоваться твоим домашним компьютером? Ты, Арсений, ваш Николенька. Далее. Похитители твоих ключей. И? Может, кто-то еще?
– Я иногда оставляю ключи консьержке. А она передает их моей уборщице, когда та приезжает.
– Ничего себе! – удовлетворенно воскликнул Эжен. – Плюс еще как минимум две персоны. Круг подозреваемых растет.
– Да брось ты! И та, и другая – совсем простые женщины. Я уверена, они не в курсе даже, как компьютер включается.
– Все равно. Я должен знать их имена. Пароли, явки и так далее.
Они по-прежнему прохаживались вдоль университетского сада, и никого не видно было на улице, только ледяной ветер дул с Москвы-реки в спину. Настя замерзла, аж подрагивать начала.
– Слушай, Эжен, – устало попросила она. – Скажи мне одну вещь. Раз и навсегда. Ты – кто? Красный или белый? Ты скрываешься от своих бывших товарищей из КГБ с краденными у чехов пятью миллионами долларов? Или – не скрываешься? А просто трудную службу несешь (как в песне поется) вдали от России? И что ты делаешь сейчас в Москве? Мать мою ищешь, чтобы она твои тайны не выдала? Или на побывку приехал? И откуда ты узнал о письме? Кто тебе рассказал? Оно ж не тебе адресовано, а в МИД и МВД!
– Как много вопросов! – усмехнулся Сологуб. Несколько картинно оглянулся (никого!) и сказал: – Неужели ты, Настя, думаешь, что человек, действительно укравший из партийной кассы пять миллионов долларов, может спокойно, даже не сделав пластической операции, вернуться в Москву? Пройти пограничный контроль, поселиться в гостинице, арендовать машину, разгуливать по улицам?
– Кто знает? Я нынче ничему не удивлюсь. Все у нас в стране покупается и продается.
– Насчет покупается и продается – это верно. Но пока не наша служба.
– Ты хочешь сказать, что по-прежнему служишь? – прошептала Настя.
Эжен не отвечал – однако молчание порой бывает красноречивее слов.
– Значит, ты все эти годы на самом деле был агентом под прикрытием, – продолжала она. – Нашим нелегалом.