Крючок для пираньи

— А ты ведь можешь… — сказал Мазур. Кацуба сощурился:

— Знал бы ты, полковник, сколько всего я могу, когда служба требует… Понимаешь, сам я не большой спец во вскрытии замков и отключении сигнализаций, а подручного по этой части у меня тут нет. А в музей темной ночкой залезть необходимо.

— Зачем? — глупо спросил Мазур.

— Ну-у, полковник… — протянул Кацуба. — Альзо, камераден? Не хочешь же ты, чтобы милая женщина получила по голове из-за твоего чистоплюйства? Если это тебя утешит, считай, что я дерьмо. Только помни, что тут уже образовалось несколько трупов, и надо постараться, чтобы жмуриков не прибавилось…

Он смотрел Мазуру в глаза и слегка улыбался — жилистый, битый профессионал. Бесполезно было чирикать с ним о морали, этике и прочих общечеловеческих ценностях. И вообще — если угодил в дерьмо, глупо повязывать белый галстук…

— Ладно, — мрачно сказал Мазур, на миг передернувшись от ощущения облепившей внутри грязи. — Дисциплина превыше всего. А если не получится?

— Получится, — заверил Кацуба. — Баба одинокая, в такой дыре на стенку от тоски полезешь, а ты у нас — экземпляр хоть куда… Если не получится — тогда, конечно, придется по голове, но, разумеется, с максимальной деликатностью….

Они вздрогнули, повернули головы — оказалось, этот звук издал камень, смачно шлепнувшийся в стену. Следом полетел второй, вдребезги разлетелось оконное стекло на втором этаже.

Милиционеры, стряхнув сонную одурь, подскочили к оградке, завертели головами. Кряжистый старшина, стуча дубинкой по железным прутьям, взревел:

— Совсем делать нечего, козлы?!

— Пошли-ка наших уводить, — распорядился Кацуба. — А то, чего доброго, по шее получат, если начнется карусель…

Но до заварушки как-то не дошло — стражи порядка поорали, из толпы вдоволь поматерились в ответ, и восстановилось прежнее положение дел. К Мазуру с Кацубой протолкался благоухающий перегаром Сережа, волоча за рукав высоченного белокурого типа, заорал издали:

— Вова, Миша, все путем! Сейчас поедем к ребятам, ради такого случая все соберутся! Знакомьтесь, это Свен Кристиансен, заграничный коллега! В полном контакте с Европой работаем, мужики!

— Я есть отчен рат! — подтвердил заграничный коллега, улыбаясь во все свои сорок четыре зуба.

Глава шестая

«Зеленая малина»

Сказала другу «да»…

Трехкомнатная квартира, куда они угодили, была битком набита книгами и защитниками природы — преимущественно мужского пола в разной степени алкогольного опьянения. У этой компании, отметил Мазур, имелось все же одно несомненное достоинство: в нее было чрезвычайно легко в р а с т а т ь. Если только тебя держат за своего — а их, конечно же, держали. Мигом со всеми перезнакомились (Мазур тут же забыл большинство имен), хлопнули по стаканчику, перемешались. Кацуба с маху собрал вокруг себя наиболее оживленных и принялся им горячо объяснять, что одна из столиц российской демократии, а именно город Санкт-Петербург, конечно же, поможет местным собратьям в их несгибаемой борьбе против злокозненной военщины — для чего, собственно говоря, их могучая кучка сюда и прибыла. Кацубу принимали на «ура». Ему, а заодно и случившемуся рядом Мазуру, продемонстрировали священную реликвию — закатанный в пластик листок из блокнота, на котором скачущим почерком психопата было начертано: «Да ну, херня все это…» Оказалось, реликвия являет собою автограф самого Сахарова, с трепетом извлеченный одним из присутствующих из мусорной корзины Верховного Совета в те судьбоносные дни, когда судьба демократии еще висела на волоске.

Когда они воздали должное реликвии, многозначительно и уважительно закатывая глаза, изобразив на лицах благоговейный трепет, шабаш принял несколько более деловой оборот — Сережа, игравший здесь не последнюю скрипку, вывалил на стол груду фотографий и каких-то машинописных листочков. Кацуба, прежде чем во все это углубиться, украдкой толкнул Мазура локтем и показал глазами на кухню. Ничего не попишешь, нужно было работать. Мазур искренне надеялся, что физиономия у него простецкая и веселая — не станешь же отрабатывать перед зеркалом обаятельные улыбки…

Потащился в кухню, как на эшафот. В комнате гомонили, рослый и белобрысый варяжский гость Кристиансен громко обещал поддержку европейского общественного мнения всем здешним начинаниям — для будущего заповедника он уже успел подыскать звучное название «Северная жемчужина».