48  

— Слушай, — сказал Мазур. — Если музей спалили по одному только подозрению, если пошли такие игры, то Катя…

— Присушила? — фыркнул Кацуба.

— Пошел ты, — сказал Мазур. — Не хочу, чтобы с ней что-то скверное случилось, вот и все. Понятно?

— Ультиматум?

— А если? Совершенно посторонний человек в наших играх…

— Сентиментальный вы народ, флотские, — сказал Кацуба. — Да не зыркай ты на меня зверем, я ж тоже человек и душа у меня чувствительная… временами. Постараюсь убрать твою Катеньку в безопасное место, — глянул он косо, жестко на Мазура. — Еще и оттого, что это открывает простор для очередных комбинаций. Вот такая я сволочь, когда на рабочем месте… А морда лица у тебя определенно мечтательная…

— Ты знаешь, я уже столько народу переправил в нижний мир… — глухо сказал Мазур. — Столько, что н е н у ж н ы х трупов стараюсь категорически избегать.

— Да все я понимаю, — сказал Кацуба. — Сказал — сделаю. Пока мне не приказывают быть сволочью, я, скажу по секрету, ею и не бываю…

Глава девятая


Где человек охотится за тенью…

Нельзя сказать, что Мазур лучился блаженством, но все же настроение у него было превосходное.

Кончилось сидение на суше, раздражавшее его и сплетением совершенно ненужных загадок, и унизительными поручениями Кацубы. Все кончилось. Капитан первого ранга Мазур стоял у фальшборта корабля под названием «Морская звезда», браво рассекавшего волны под блекловато-лазурным небосводом, почти не запачканным облаками. Погода стояла прекрасная, идеально подходившая для спусков, полный штиль. Корабль ему нравился — небольшое, но прекрасно оснащенное суденышко, набитое хитрой электроникой, с новенькой декомпрессионной камерой на палубе, с отличным (и большей частью ненашенским) легководолазным снаряжением. С благословения Кацубы и молчаливого согласия капитана Мазур облазил тут все и убедился, что определить принадлежность этого кораблика к глаголевскому ведомству не сможет и профессионал. По крайней мере, визуально. Самый обычный, ничем не примечательный обеспечивающий корабль.

Команду Мазур давно уже оценил по достоинству. Все они здесь, от капитана до последнего матроса, напоминали матрешек — очень своеобразных матрешек, надо уточнить. Только при вдумчивом исследовании можно определить, что под выполненной яркими веселыми красками кукольной улыбкой таится сталь, из которой матрешки и сделаны. И неизвестно, что там внутри. Ровная вежливость, даже некоторая предупредительность, корректные ответы на любые, связанные с делом вопросы. Но настает момент, когда вдруг понимаешь, что все они так и остались для тебя совершенно закрытыми, словно они и не люди вовсе — машины, андроиды…

Он не без зависти покосился на Кацубу — майор на пару с рыжеволосой красоткой Дашей Шевчук дымили у борта, как парочка старомодных паровозов. Сам Мазур от лишней порции табачного дыма воздерживался — на глубине случайный кашель может стать источником массы неприятностей…

Он отвернулся и стал смотреть, как двое матросов проверяют предназначавшийся ему гидрокостюм. Быстро убедился, что посторонних советов тут не требуется, ребята работали четко, со знанием дела — в хорошем темпе разобрали-собрали предохранительные клапаны и принялись за сам костюм: подсоединили шланги, зажгутовали манжеты, обильно смочили мыльной пеной…

Заметил краем глаза, что Кацуба за спиной навязавшейся рыжей попутчицы сделал ему знак подойти. Неохотно поплелся в ту сторону, остановился рядом.

— Отчаянная вы женщина, Дарья Андреевна, — говорил тем временем Кацуба, опершись на фальшборт, словно старорежимный франт на бульварную скамейку. — Не побоялись отдаться в полную власть заклятым конкурентам. А что нам, извергам, стоит беззастенчиво хлобыстнуть вас по затылку да к рыбкам и отправить? Доказать все равно ничего не удастся — как говорят специалисты, от неизбежных на море случайностей…

— Простите, никак не могу припомнить вашу последнюю фамилию, — сказала Даша.

— Проценко, Михаил Иваныч.

— Смотрю я на вас, Михаил Иваныч, и все время, что мы с вами знакомы, не перестаю удивляться — как вы ухитряетесь в обыденной жизни выглядеть законченным придурком?

— Профессия такая, — сказал Кацуба весело. — На людях мы все придурковаты да косноязычны. Зато внутренний мир у нас богатый. Хотите, Дарья Андреевна, послушать Бодлера?

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,

  48  
×
×