Кишиневское направление

Возвратился к канистре, открыл ее, понюхал – пахнет отвратительно, но, кажется, это не бензин. Тяжело вздохнув, отставил канистру в сторону и лег.

Однако жажда была нестерпимой. От сухости начали лопаться губы, а язык стал как колода – неповоротливый и словно чужой.

Тогда Алексей снова потянул канистру к себе – совершенно бессознательно. Плеснул несколько капель на ладонь, с некоторым сомнением попробовал на вкус и обрадовался – вода! Наверное, водитель держал воду в канистре из-под бензина или еще какой-то гадости, чтобы при надобности доливать ее в радиатор.

Пил долго, жадно, чувствуя, как с каждым глотком восстанавливаются силы. Плеснул воды в ладони, умыл лицо, смочил грудь и затылок. Головная боль постепенно ослабевала. Присел на запасное колесо, задумался.

Если сказать, что старший лейтенант был в отчаянии, это значило ничего не сказать. Его и только его вина в том, что они так легко повелись на дезу и что их так искусно заманили в силки, как глупых куропаток, думал безутешный Маркелов.

И все же в глубине души он отдавал должное искусству противника – полковник ли это Дитрих или кто другой. Маркелов должен был признать, что немецкая контрразведка сработала безукоризненно.

Но как так получилось, почему? Как смогли немцы сразу взять разведгруппу под контроль? Ведь место, где они переходили линию фронта, было очень далеко от идеального для подобных вещей. А такие места и в обороне немцев, и в наступательных порядках советских частей были. Разведчики обеих сторон знали их наперечет и пользовались ими регулярно.

Иногда разведгруппы встречались на узкой тропе, и в таком случае закипал встречный бой: тихий, жестокий и беспощадный. Дрались в основном ножами, потому что выстрелы могли привлечь внимание солдат из других родов войск (а их, естественно, не ставили в известность, где и когда разведгруппа будет переходить линию фронта). И тогда вступало в действие передовое охранение с пулеметами, но что еще хуже – начинали бить минометы.

В таких случаях спасения не было ни для немецких разведчиков, ни для русских. Свалка сразу прекращалась, и все разбегались кто куда.

Старшему лейтенанту вспомнился случай, когда после такого «сабантуя» вместе с ними по заморочке свалился в траншею стрелкового полка немецкий унтер. Когда этот видавший виды профессионал фронтовой разведки, ветеран нескольких войн, пришел в себя и увидел, что стоит в окружении советских солдат, то зарыдал как ребенок. И не от страха, а от детской обиды за свою нелепую ошибку.

«Неужели в штабе армии есть предатель или шпион?!» – холодея, думал Маркелов. А какое иное объяснение может быть тому факту, что уже седьмая разведгруппа считай что уничтожена.

Но это все были посторонние размышления. Главная мысль сверлила мозг раскаленным буравом: как передать сведения, полученные разведгруппой после проверки маршрута, в штаб? Конечно же в данных обстоятельствах это было невозможно, однако Алексей, как почти все молодые люди, горячо верил в сказочный конец злоключений разведчиков.

«Все будет хорошо, все будет хорошо!» – повторял он как заклинание. Повторял, чтобы не сойти с ума от безысходности и собственного бессилия…

Грузовик, заскрежетав тормозами, остановился; дверь фургона отворилась, и два эсэсовца грубо стащили Маркелова на землю. Осмотреться как следует ему не дали. Последовала команда угрюмого фельдфебеля, и конвойные повели его в глубь двора, где стояло одноэтажное приземистое здание с зарешеченными окнами.

Вошли внутрь, прошли через длинный коридор, в конце которого было несколько дверей, обитых черной искусственной кожей, не доходя до них, свернули налево. Еще десяток шагов – и эсэсовцы втолкнули старшего лейтенанта в крохотную одиночную камеру, похожую на каменный мешок.

Металлическая койка на шарнирах была поднята к стене и закрыта на висячий замок, узкое, напоминающее бойницу дзота окошко почти под потолком камеры было забрано толстыми прутьями; присесть, кроме как на мокрый, заплесневелый пол, было не на что.

Через полчаса принесли завтрак – кружку воды и небольшую краюху хлеба. Чтобы пленник мог поесть, койку привели в рабочее положение. А еще спустя час Алексея Маркелова повели на первый допрос.

В комнате было светло, чисто и, несмотря на казенную мебель, даже уютно. За письменным столом сидел широкоплечий капитан с Железным крестом на мундире и что-то писал. Не поднимая головы, показал рукой на стул напротив. Алексей сел. Капитан молча продолжал писать.