Стоунхендж

— Сэр калика... А ты не верил в чудеса!

Калика озирался, словно колом шарахнутый по затылку.

— Какой сегодня день?

Томас пытался вспомнить, но трудно вспомнить то, чего не знаешь. Простонал слабо:

— Меня суком или чем-то еще по голове задело. Не помню.

— Суком? — удивился калика. — Может быть, даже листком?

А Яра мстительно перечислила, загибая пальцы и морща лоб:

— Сперва сосна рухнула на голову, к счастью — железную, потом дуб, затем ты протаранил ею горящий вяз, только щепки разлетелись, как стая вспугнутых чижей. Скажи, ворота башни Давида разбивали твоей головой?

— Башню штурмовали сверху, — сухо возразил Томас. — Сэр калика, а зачем календарь язычнику?

— Да память слабеет. Они собираются в конце весны, в последнюю ночь травня, по-вашему — мая, на первый день липня... У вас эта ночь зовется Вальпургиевой. А второй раз собираются вкупе осенью в день Купы...

Томас смотрел настороженно:

— Кто — они?

Яра сказала с невыразимым презрением:

— Только очень-очень бла-а-ага-а-а-ародный рыцарь может счесть, что он лишь благодаря своей отваге проскакал через такой лесной пожар. В ночи, через буреломы. Да еще одним скоком за десяток верст!

Томас потянул носом. Неизвестно, что такое версты, наверное, что-то амазонье мифическое, но если лесной пожар где-то и бушевал, то в самом деле остался за десятки миль.

— Нет, конечно, — ответил он с достоинством. — Не только.

— А что еще?

— Пречистая Дева бдит за своим верным рыцарем!

Он услышал гнусный смешок калики. Лиловые глаза Яры сразу стали зелеными. Она исчезла, словно ее унесло на метле, а Томас заново осматривал поляну, невольно дивясь ее нехристианской красе.

Призрачный свет лился сверху на ровную широкую поляну. Огромные дубы, приземистые, с наплывами, дуплами, окружали ее со всех сторон. Между ними можно было разве что протиснуться боком. Томас сразу подумал, как же тогда сюда попали кони, но мысль ушла, растворилась под напором странных чувств. Он был очарован, понимал, что поддается тем силам, которым обязан противостоять, как рыцарь Христова воинства, сердце раскрывается навстречу красоте ночи, хотя известно, что такая краса принадлежит нечистым силам, а те исчезают с первыми лучами божественного солнца.

— Сэр калика...

— Опять недоволен?

— Да нет, но кто нас спас?

— Утопающий хватается за соломинку.

— Утопающий хватается и за острие бритвы, как говорят у англов, или схватился за гадюку, как говорят саксы... Но все-таки мне как-то не по себе.

Калика недовольно фыркнул. Наверное, рыцарю было больше по себе, когда он задыхался в черном дыму, горел вместе с деревьями, выблевывал угар.

Глава 13

Из-за дерева, освещенная красным пламенем, выглянула страшная вытянутая рожа. Томасу показалась человеческой, только уши торчали острые, волчьи, а пасть, как у медведя. Томас лапнул обеими руками меч и чашу, начал приподниматься — рыцарю надлежит грудью защищать женщин и отшельников, но поймал ироническую ухмылку волхва, заколебался, сердито сел.

Яра не двигалась, расширенными глазами смотрела то на калику, то на Томаса. Томас гордо выпячивал грудь, но чувствовал, что его большое рыцарское сердце колотится с ее заячьим наперегонки.

— Добро пожаловать к нашему огоньку, — пригласил Олег громко. — Угостить нечем, зато погреться — вволю.

— Сэр калика, — прошептал Томас, — звери боятся огня!

— А люди нет? — удивился калика.

— А это кто?

К огню вышло первое страшилище, а за ним пошли-потянулись лесные жители, страшнее которых Томас ничего не видел. Некоторые, правда, не были страшными, скорее наоборот, но Томас был тверд в вере: мера прекрасного — христианин. Все, что отличается от христианина, к ногтю, будь это Аполлон или Венера Милосская. Все равно это демоны, черти, нечистая сила, ведьмы.

Он уже занес было руку, чтобы перекреститься, а то и перекрестить эту нечисть, но спину осыпало холодом. Это же нечисть вытащила их из пожара! Перекрести, а что стрясется?.. Но, с другой стороны, отсюда уже и без всякой помощи могут найти дорогу. Утра бы только дождаться.

Он потрогал мешок с чашей. Нет, молчит. Пока не испепелила, а ведь он уже запятнан. Может быть, дает время искупить грех?

Они подходили к костру, рассаживались. Без боязни, скорее по-хозяйски, но так, чтобы не тыкать в глаза, что они здесь владыки, а с любыми пришельцами поступят, как изволят.