У истока ручья стояло несколько бараков. Из железных труб поднимался густой дым. Я повернул к логову Отто Кифера.
Это была другая поляна, покрытая красной грязью, окруженная лачугами и брезентовыми палатками. В центре над деревянным настилом была укреплена длинная широкая доска, вокруг которой сидело человек тридцать рабочих, пили кофе и ели маниоку. Кое-кто из них, не обращая внимания на гул генераторов и склонившись над приемниками, пытался слушать «Международное французское радио» или «Радио Банги». Над их головами роилась мошкара.
У входов в палатки горели костры. На них жарились обезьяны, их шерсть трещала и издавала невыносимый запах падали. Гревшиеся у огня люди тряслись от лихорадки. Некоторые натянули на себя кучу рваной и мятой одежды: куртки, свитеры, дождевики. На ногах у них были непарные сандалии, сапоги, мокасины, разорванные спереди и напоминавшие открытую пасть крокодила. Многие рабочие, наоборот, сидели почти голые. Я заметил тощего человека в просторном бирюзовом одеянии, на голове которого красовалась коническая прическа с косичкой, на китайский манер. Он только что рассек шею муравьеда и аккуратно сливал в миску кровь животного.
Жизнь здесь состояла из противоречий: рядом существовали надежда и отчаяние, нетерпение и беззаботность, усталость и возбуждение. Всеми этими людьми владела одна и та же несбыточная мечта. Не в силах расстаться со своими желаниями, они положили всю жизнь на то, чтобы изо дня в день ковыряться в красной грязи. Я в последний раз окинул взглядом лагерь. Никаких следов хоть какого-нибудь транспортного средства. Все эти люди были заложниками леса.
Я подошел к столу. Несколько человек медленно подняли головы и посмотрели на меня. Один из них спросил:
– Тебе чего, хозяин?
– Мне нужен Отто Кифер.
Человек взглядом указал на лачугу из листового железа. Над ней висела табличка: «Правление». Дверь была приоткрыта. Я постучал и зашел внутрь. Я был совершенно спокоен: рука сжимала рукоятку «Глока».
Мне открылась мирная картина. Высокий, мертвенно бледный человек пытался починить видеомагнитофон, стоявший на древнем телевизоре в корпусе из дерева и металла. На вид мужчине было лет шестьдесят. Он носил такую же, как у меня, шляпу из плотной ткани цвета хаки – с дырочками, отделанными металлом, – и грязноватую майку. На поясе у него висела пустая кобура. У него было длинное, костистое, рябое лицо, прямой острый нос, тонкие губы. Он поднял на меня тускло-голубые, выцветшие, невыразительные глаза:
– Привет. Чего надо?
– Вы Отто Кифер?
– Клеман я. Вы в видеомагнитофонах понимаете?
– В общем, нет. А где Отто Кифер?
Мужчина не ответил. Он снова склонился к своему аппарату и пробормотал: «Отвертку, что ли, взять?» Я повторил:
– Вы не знаете, где Отто Кифер?
Клеман нажимал на кнопки, смотрел, зажигаются ли лампочки. Потом скорчил недовольную гримасу. У меня похолодело внутри: зубы у старика были остро заточены.
– А чего вам от него надо, от Кифера-то? – произнес он, не поднимая головы.
– Да так, только задать ему несколько вопросов.
Старик промямлил: «Надо взять отвертку. По-моему, она у меня где-то там». Он обошел меня и пробрался за железный письменный стол, заваленный отсыревшими листами бумаги и пустыми бутылками. Он выдвинул верхний ящик. Я молниеносно бросился на него и с силой прищемил ящиком его руку. Запястье хрустнуло. Клеман не дрогнул. Тогда я толкнул его, и он грохнулся, ударившись о влажную деревянную стену. Пальцы разбитой руки крепко держали «Смит-Вессон» тридцать восьмого калибра. Я вырвал у него пистолет. Старик воспользовался этим и вцепился в меня своими острыми зубами. Однако я совсем не почувствовал боли. С размаху стукнув его в лицо рукояткой, я ухватил его за майку и поднял: он повис на той же высоте, что и настенный календарь, изображавший женщину с обнаженной грудью. Клеман снова поморщился. Изо рта у него торчали обрывки моей кожи. Я приставил ему к носу «Смит-Вессон»: похоже, это уже вошло в привычку.
– Где Кифер, негодяй?
Старик процедил, сжав окровавленные губы:
– Ничего тебе, педик, не скажу.
Я двинул его рукояткой пистолета. Посыпались обломки зубов. Когда я стиснул его горло, изо рта мне на руку хлынула струйка крови.
– Давай выкладывай, Клеман, и я тут же уйду и оставлю тебя в покое с твоей шахтой и с твоими фокусами: тоже мне, белый пигмей! Говори, где Кифер!
Клеман вытер рот здоровой рукой и пробубнил: