Год крысы. Видунья

– Чтоб тебя! – Жар выронил нож и шарахнулся, Рыска поспешно закрылась рукавом.

– Вот почему он так вяло нападал. На полный-то живот.

– Вяло?! – Вор подобрал ветвистый сук и спихнул страшную находку в яму, с глаз долой.

– Мне говорили, что обычно жертва даже не успевает вскрикнуть. Шош хватает ее за голову, мгновенно прокусывая череп.

– Если б там голова лежала, я б, наверное, точно в обморок хлопнулась, – пробормотала девушка, продолжая завороженно таращиться на тушу.

– Целую голову шошу не проглотить, – заверил Альк. – От силы – кусок черепа с глазом. Или челюсть. Поковыряйся-ка там хорошенько…

Подсомлевшее тело глухо ударилось задом о землю.

– Я, пожалуй, посижу немножко, – еле выговорил вор. Запах жарящейся говядины теперь вызывал прямо противоположные чувства.

Ковыряться пришлось Рыске (впрочем, ей это было намного привычнее – на хуторе постоянно приходилось то птицу потрошить, то свиные и говяжьи кишки для колбас перемывать). Костей, к счастью, больше не попалось – видно, шош заглотил кисть первым куском, с голодухи. Безоары же оказались плоскими ноздреватыми камушками, будто слепленными из зеленого песка. Два размером со сливу и один поменьше.

– И что с ними теперь делать? – Девушка с отвращением поглядела на окровавленную (и добро б только окровавленную!) по локоть руку.

– Вымыть и продать в первой же лекарской лавке.

Рыска сунулась к торбе с баклагой – и застонала, вспомнив, что из-за привередливой крысы воды там осталось на донышке. Пришлось кое-как обтереть руку об траву, а последние капли извести на безоары. Приглядней они не стали, на засохшие какашки похожи.

– Сколько еще до нее, той лавки? – вздохнул Жар, наконец собравшись с силами и поднявшись.

– Лучин семь-восемь. Если опять какую-нибудь глупость не спорете.

– А до ручья? – жалобно спросила Рыска.

– В веске и помоешься.

– Ты что! – испугалась девушка. – Как я на люди-то в таком виде покажусь?

– Не переживай, людям будет очень приятно на тебя смотреть. «Какое счастье, что я и то выгляжу лучше этой мурзатой бродяжки»! – подумает самый распоследний бедняк и будет счастлив до вечера.

Но Рыска всполошилась еще больше.

– Нет уж, пусть несчастным ходит! И вообще, мы с тобой еще не договорили насчет…

– Ладно, будет тебе ручей по дороге, – нехотя согласился Альк. – Только начни ее наконец!

* * *

С одной коровой дело двигалось куда медленнее и муторнее.

Раньше друзья то подъезжали, то спешивались, а теперь кому-то все равно приходилось идти. Под двумя всадниками Милка быстро выдыхалась, высовывала язык и начинала укоризненно бурчать брюхом, как будто сейчас возьмет да лопнет. За три лучины едва прошли пять вешек.

Альк, больше не доверяя благоразумию спутников, пристально следил за дорогой.

– Ненавижу весчан, – неожиданно сказал он. – Тупое, жадное, трусливое быдло. Самим убивать – нет, что ты, грех! Хольга на макушку плюнет! А в лес с шошами вытолкать – пусть там подыхают – запросто. Корову из-за них потеряли. Ненавижу.

– А что мы с Жаром весчане – тебя не смущает? – обиженно спросила Рыска.

Альку полагалось бы ответить что-нибудь вроде «так вы же совсем другие!», но он промолчал. То ли не привык извиняться, то ли не желал врать.

– Мне, значит, к саврянским мужчинам плохо относиться нельзя, а тебе к ринтарским весчанам – можно? – настаивала девушка.

– Саврянские – такие же недоумки. И я никого не прошу меня любить. Можешь ненавидеть, на здоровье. Только в Мирины Шахты отвези, и я тоже сдержу свое обещание.

– Тогда вылезай у меня из-за пазухи! – Рыска быстро, размашисто шагала по дороге рядом с коровой, но крысу тряска ничуть не мешала: он продолжал невозмутимо сновать под платьем, ловко цепляясь коготками за ткань.

– С какой стати?

– А на кой мне там ненавистная крыса?

– Так, по крайней мере, ты меня не видишь. И я тебя тоже.

– Ты царапаешься!

– Что, уже и лапы размять нельзя?

– А по травке, по кочечкам поскакать не хочешь? – вкрадчиво предложила девушка, уже отбившая все пятки. На дне торбы лежали лапти, но Рыска берегла их для города – по камням ходить еще больнее.

– Спасибо, у меня и тут кочечки есть.

– Ай! – взвизгнула Рыска, хватаясь за левую грудь.